то уже совсем запутался. Четвертым оказался Камень Мрака. Мне так тяжко было его нести, что я думал лишь об одном — как бы поскорее от него избавиться. Про остальные я просто ничего не помню, — неуверенно закончил Спиндл.

— Твои объяснения кажутся мне довольно неубедительными,— произнес Триффан.— Неужели ты так совсем и не помнишь, где они? — добавил он с явным недоверием, однако тут же пожалел о своих словах и поспешил извиниться, увидев в глазах Спиндла выражение неподдельной обиды и укора.

— Я знаю лишь одно, — сказал Спиндл. — Каждый из них покоится в ямке возле одного из шести Камней. В этом есть своя логика — тебе не кажется? — И он торжествующе рассмеялся.

— Ну, раз так... — нерешительно протянул Триффан и повернулся к Босвеллу, надеясь на его поддержку.

Однако Босвелл, как ни в чем не бывало, почесался, мурлыкая себе под нос какую-то веселую мелодию, ни-как не соответствующую, по мнению Триффана, серьезности момента, а затем стал что-то быстро жевать.

— Пора на боковую, — безмятежно проговорил он, насытившись; затем, склонив рыльце на морщинистые лапки, он закрыл глаза и тут же засопел.

Триффан со Спиндлом устроились рядышком и долгое время лежали без сна, следя за наступлением ночи, прислушиваясь к неумолчным завываниям северного ветра и неотступно думая о том, что узнали за последний день.

❦

— Кстати, скажи-ка нам, Спиндл, — проговорил Босвелл, проснувшийся на рассвете бодрым и полным энергии, — не называл ли Брейвис в своем докладе имя главаря грайков?

— Как же, называл. И в разговоре со мной упоминал. Грайки хранят верность своему вождю до самой смерти и беспрекословно подчиняются во всем. Они верят, что это именно тот вождь, который, как предрекал Сцирпас, обеспечит конечную победу Слова над Камнем. — В глазах Спиндла снова мелькнуло выражение ужаса.

— И как же его зовут? — спросил Триффан.

— Не его, а ее. Вождь грайков — особа женского пола. Я сам ее видел. Всего однажды. Она показалась мне... Она...

— Говори же! — ободряюще произнес Босвелл.

— Она почти черная. Сильная. И глаза... Ее глаза горели яростью. Я видел ее всего один миг. Не нужно было мне этого делать. — Голос Спиндла упал до шепота, и, смущенно опустив глаза, он с запинкой произнес: — Она показалась мне грозной и прекрасной. Она...

— Ну же, говори! — заторопил его Триффан.

— Признаться, она не кажется мне злой, хотя в ней несомненно есть что-то пугающее, даже наводящее ужас. И все же...

— Она была прекрасна, — с иронией договорил за него Триффан. — У тебя что ни кротиха — то красавица. Похоже, ты просто мало их в своей жизни встречал...

— Так как же ее зовут? — перебил его Босвелл.

В тот же миг, когда Спиндл выговорил ее имя, у Триффана возникло беспокойное ощущение, будто Босвелл уже знал его, как предвидел и все остальное — весь ужас, все убийства; его напряженная поза, его глаза говорили о том, что события подошли к критической точке, чего он, Белый Крот, давно ожидал и к чему готовил себя.

— Ее имя... Хенбейн,— произнес Спиндл сдавленным шепотом, словно боялся, что от одного звука этого имени обрушатся стены пещеры.

И действительно: казалось, на путников повеяло ледяным дыханием смерти. Триффан не без труда стряхнул с себя оцепенение и, обернувшись к Босвеллу, проговорил:

— У тебя такой вид, будто ты ожидал услышать это имя. Ты уже слышал об этой Хенбейн?

Он старался говорить спокойно, но безотчетный страх сковал все его существо — даже в ушах зазвенело. Босвелл посмотрел сначала на Спиндла, затем перевел взгляд на Триффана и медленно ответил:

— Да, я слышал о ней. Много лет назад твой отец Брекен отвоевал Данктонский Лес у одного крота, самого злого и могущественного крота из всех, с кем приходилось когда-либо сражаться. Его зовут Рун.

— Зовут? — удивленно переспросил Триффан. — Но разве он не был сброшен с обрыва в Данктонском Лесу? Разве он не погиб?

— Как я только что сказал, — многозначительно проговорил Босвелл, и при этом его белый мех вдруг странно заискрился, — Рун обладал сверхъестественной силой; более того, ему ведомы все чары Звука Устрашения. Как и я, он способен жить гораздо дольше, чем обычный крот. У него своя цель, как и у меня — своя.

— Ну и при чем тут этот Рун? — как можно равнодушнее спросил Триффан, не желая показать, как его поразили слова Босвелла о том, что злые чары и колдовство все еще существуют среди кротов. Он-то полагал, что его отец Брекен покончил с этим раз и навсегда!

— Хенбейн — дочь Руна, — спокойно ответил Босвелл.

— Его дочь?! — воскликнул Триффан и на этот раз не сумел скрыть страха. — Откуда она родом?

— Я знаю, — вмешался Спиндл, — из Верна.

— Но как же... — попытался возразить Триффан. Он привык считать, что Верн существует лишь в сказках и легендах, а не на самом деле. Однако как раз в тот момент, когда он хотел выразить свои сомнения в том, как существо из сказочного Верна могло появиться во плоти в Священных Норах, тоннель загудел от звуков шагов, от уверенной поступи множества сильных кротов, двигавшихся поверху.

Триффан, верный своей роли защитника, сделал им знак затаиться, сам же двинулся наверх выяснить, что происходит.

Да, это были кроты. Сотни, а может, и тысячи кротов. Их колонны шли мимо Камней, не замедляя шага, движимые единой грозной силой. Они не шныряли по местности, не пробирались тоннелями — они стремились на север. Туда, откуда явились. Сейчас их ближайшей целью снова стал Аффингтон: грайки возвращались к месту, над которым совсем недавно совершили жесточайшее насилие и которое подвергли полному уничтожению.

Триффан вернулся обратно и оглядел своих спутников каждого поочередно. Он ничего не сказал. Да и ни к чему были сейчас слова: проходили минуты, летели часы, а топот лап все не прекращался. Им и без слов стало ясно: Весеннее Равноденствие наступило, и близок час кровавого Искупления.

Глава пятая

Тесно прижавшись друг к другу, они оставались в пещере, боясь шелохнуться, чтобы их не обнаружили. Однако к вечеру стало очевидно, что грайки не собираются останавливаться и вылавливать врагов. Триффан, а вслед за ним и двое его спутников выбрались