путь! — позвал Босвелл, и тяжкое предчувствие, мучившее Триффана, превратилось в уверенность: скоро он будет разлучен с Босвеллом — так же, как уже оказался разлучен с родным Данктонским Лесом! Потом, как учил его Босвелл, всею тяжестью он оперся на передние лапы и углубился в созерцание Камня, как тренировал его учитель на протяжении всего путешествия. Постепенно смятение улеглось, печаль покинула его и он полностью овладел собой.

И вот Триффан родом из Данктона, застонав от боли, поднял наконец Камень Покоя, ощутив внезапно груз несуществующих лет, он смотрел вслед уходящим и с отчаянием думал о том, откуда ему взять силы, чтобы идти за ними. Но он преодолел слабость и двинулся вперед с мыслью о Камне и о Безмолвии, что кроется за ним.

Он стал карабкаться вверх, и Камень, словно облако, пригибал его к земле мудростью своею. Велика, безмерна была мудрость сия — настолько велика, что непостижима простому смертному, и настолько безмерна, что обнимала собою и небо и землю, и все ходы-переходы, и все системы, и весь народ кротов, и тех, кто к нему не принадлежал. Она содержала познание того, что есть любовь, и того, что есть страдание; и Триффану казалось, что это познание вот-вот разорвет на куски его тело и душу, опалит его своим пронзительно ярким, мучительным светом; хотелось оттолкнуть его от себя, ибо непосильно казалось одному нести этот груз, но в то же время груз был слишком драгоценен, чтобы отказаться, отвернуться от него. С широко распахнутыми глазами, словно он воочию увидел все великолепие Безмолвия, на дрожащих лапах и согнувшись в три погибели шел Триффан, — шел едва передвигая ноги и в то же время замирая от восторга, пока не выбрался на поверхность, разыскивая взглядом Босвелла и Спиндла. Они обернулись в его сторону, и Триффану почудилось, будто они где-то далеко-далеко — две белые, облитые лунным светом фигуры на фоне вздыбленных Камней и ночных полей.

— Скорее, Триффан, время уходит, — послышался голос.

Триффан догадывался, что слова принадлежат Босвеллу, хотя голос, казалось, исходит не от него. Внезапно до него донесся другой звук, он все креп и разрастался, словно туча, — да-да, именно как туча, все громче и громче становился он, пока не стал таким, что трудно было выдержать. Голос Безмолвия.

— Босвелл! — вскрикнул он. — Я больше не могу!

— Ты должен, должен! Именно ты, и никто другой! — послышалось в ответ.

— Куда мне нести его! — прокричал он.

Ведь где-то должно же быть место, где успокоится наконец Камень, где обретет наконец покой и он сам; тогда прекратится этот оглушающий, рокочущий зов Безмолвия, в котором он чувствовал себя растерянным и одиноким, в страхе, что может обронить удивительный и непостижимый источник блаженства и муки.

— Сосредоточься на Камне, — это проговорил Спиндл; он сказал это таким тоном, как будто говорил с неразумным ребенком.

Камень. Где-то здесь. Или там? Седьмой Камень, Камень Покоя. Триффан вытянул его перед собою и впервые с тех пор, как взял, осмелился посмотреть на него, поднять глаза на исходивший от него свет. На какой-то миг он застыл неподвижно и услышал Безмолвие так, как будто сам стал его частью.

Но уже в следующий момент его снова охватило непередаваемое ощущение собственной ничтожности перед его величием, и он не выдержал — кинулся бежать, не разбирая дороги; промчался мимо одного Камня-великана, потом — мимо второго; он бежал в ночи, а их огромные темные силуэты мелькали и кружились во тьме, словно в диком первозданном танце. Вот третий Камень, за ним — четвертый. Триффан перестал ощущать свое тело; он больше не знал и не хотел знать, мало оно или велико; Безмолвие поглотило его целиком, и, ничего не видя перед собою, он тем не менее продолжал бежать туда, куда несли его ноги. Мимо пятого — и вот уже прямо перед ним громада шестого Камня!

И тогда, смеясь и танцуя в лучах подплывшей к зениту полной луны, он обернулся и крикнул во весь голос:

— Глядите! Вот он — седьмой!

И Триффан из Данктона остановил свой бег в тени седьмого, так и не найденного ими прежде Камня, того самого, который и теперь мог видеть лишь глаз просвещенного. Повернулся, высоко поднял лапу и бросил Камень Покоя в лунку с другими камнями. Сверкающей дугой взметнулся он высоко-высоко, к самым звездам и луне, а затем пал на землю, а с ним, постепенно затихая, ушел в землю и Звук Безмолвия.

Многим из тех, кого позже встречали Триффан и Спиндл, довелось наблюдать это явление — внезапную яркую дугу, прочертившую темное небо. Среди них были последователи Слова, с которыми, увы, Спиндлу и Триффану предстояло встретиться очень скоро. Но главным образом это стало событием для потерянных и гонимых. Свет Седьмого Камня зажег в их сердцах искру надежды на грядущие перемены к лучшему; на то, что их силы, как бы малы они ни были, еще могут быть востребованы. Но вот свет погас, оставив по себе лишь память и трепетную тайну.

Итак, почти у них на глазах воссоединился с землею Камень Покоя. И снова стало темно. Немного спустя резкий ветер донес до них глухой стон; он постепенно перерос в свирепый рев. Это были голоса многих кротов, разъяренных и беспощадных. Этот страшный, зловещий звук заставил Триффана и Спиндла инстинктивно прижаться друг к другу; чуть поодаль от них, в тени седьмого Камня, куда упал Камень Покоя, Босвелл — великий Белый Крот — распрямил плечи и властно произнес:

— Расскажи об этой ночи. Опиши все в деталях, чтобы каждый крот знал: здесь лежат и ждут своего часа Камни Покоя. Напиши: они ждут, чтобы их нашли те, кто ощутит в себе достаточно сил.

— Ты думаешь, такие найдутся? — прошептал Триффан, который все еще чувствовал на своих плечах непомерную тяжесть Камня.

— Первому всегда тяжелее других, — согласно кивнул Босвелл. — Ты, Триффан, и ты, Спиндл, уже сами поняли это: самое трудное — твердо верить, что ты способен сделать то, что до тебя никто не совершал. Потому так трудно дается первый шаг и первое «здравствуй», потому так мучительно начало исцеления и страшен первый бой. Веками кроты разыскивали Камни Покоя и относили их в Аффингтон. Теперь вы предали их земле. Те, кто придут вслед за вами, примут от вас это бремя, и им будет легче от сознания, что вам это уже однажды