Джошуа кивнул.

– Я все сказал, Эйдан. – Он усмехнулся и скорчил рожицу.Сэвэдж его успокоил. – Мэри сказала, что обед готов. Она хороший повар, лучше,чем Алекс, но не говори ей, это ее сильно заденет. Вы собираетесь ужинатьсегодня с нами?

Эйдан вдруг осознал, что улыбается. Он вдруг впервыепочувствовал, каково это – иметь семью. Люди заботились о нем, сохраняли емуверность, это позволяло оставаться частью этого мира, сохранять рассудок. Сейчасу него была отличная возможность проявить свое чувство верности. У него былиэмоции, кипящие, разрывающие и согревающие его изнутри. Ему нравилось это,несмотря на то, что это подавляло.

 – Мы пока ничего не скажем Александрии об этом. –Согласился он.

Мэри взяла Джошуа за руку.

– Он хвалит меня, я рада. Ему нравится мороженое.

Джошуа сильно покачал своей головой, его белокурые локоныподпрыгнули. Его голос был правдив.

– Нет, Мэри, это действительно, правда. Александрия –ужасный повар. У нее все подгорает.

Сначала она услышала шум, похожий на дробь барабана. Затемскрип дерева, бег воды, шепот бесед, грохот автомобильных двигателей иотдаленный смех ребенка. Александрия тихо лежала, все еще не решаясь открытьглаза. Она знала, что не одна. Она знала, что был вечер. Она знала, барабаннаядробь – это стук ее сердца и еще одного, бившегося в унисон с ним. Она понималабеседу, которую слышала очень четко. Хоть диалог и велся далеко от нее, напервом этаже, в кухне. Она знала, что детский смех – это смех Джошуа.

Алекс не знала, откуда все эти знания, и это пугало ее. Онамогла чувствовать запах домашнего печенья и специй. И еще ощущала запах... его.Эйдан Сэвэдж. Он был тут, наблюдая за ней своими красивыми глазами цветажидкого золота. Он проникал насквозь, ничего не упуская. Она позволила себевдохнуть, прячась, словно испуганный ребенок, и не собираясь ничего менять. Онастала такой, как он. И, так или иначе, Охотник сделал из нее явно не человека.Необузданный голод, появившийся в ее теле, заставил ее задуматься о такомспособе питания, о котором она ничего не знала. Вынуждал считаться с собой.

Ее длинные ресницы распахнулись. Первое, что она увидела,было его лицо. Удивительно, насколько он был красив, чисто по-мужски. Онаизучала его тщательно, полностью. Он был сильным и мощным. Дикая природа,спрятанная за налетом цивилизованности. Его глаза были как у кота – золотые,пристальные, немигающие, с длинными ресницами. У него был сильный подбородок,изящный нос. Его губы были четко очерчены и манили, зубы сверкали белизной.Волосы спадали золотым рыжевато-коричневым мерцающим каскадом на широкие плечи.Его мускулы были тугими и слегка сокращались, когда он двигался. Но сейчас онбыл неподвижен, как будто являлся частью обстановки в комнате, и простопристально наблюдал за ней. Эйдан был великолепным хищником. Она знала, кем онбыл, и знала, что нет еще одного такого же.

Она прикоснулась языком к своим губам, чтобы увлажнить их.

– И что теперь?

– Я должен рассказать Вам о том, как мы живем.

Его голос был тих и сух. Значило ли это, что людипревращались в вампиров каждый день? Александрия попробовала сесть. Ее телобыло горячим и крепким, но не так, как это было раньше. Она попробовалаосторожно напрячь свои мышцы, проверяя их.

– У меня нет никакого желания учится жить, как вы. – Онапосмотрела на него и быстро прикрыла вспышку голубых глаз ресницами. – Тыобманул меня. Ты знал, что я думаю. Я считала, что снова стану человеком.

Он покачал головой, сила его воли была такова, что ейпришлось посмотреть на него. Расплавленное золото моментально захватило еепристальный взгляд.

– Нет, Александрия, ты знаешь, что это не так. Ты хотелаверить в это, ты так себя убеждала в этом. Я решил не сталкивать тебя справдой, но никогда не обманывал тебя.

Слабая улыбка мрачно коснулась ее губ.

– Это ты так думаешь? Как благородно избавить себя от любойответственности.

Он пошевелился. Небольшая дрожь прошлась по его мышцам.Сердце Алекс тревожно застучало. Охотник неподвижно замер, будто читая еестрах.

– Я не сказал, что не несу ответственности. Но я не могуизменить то, что есть. Как и не мог изменить того, что происходило вчеравечером. Поверь мне, Александрия, я многое бы дал за то, чтобы тебе не пришлосьпережить того, что сделал вампир. Если бы я мог сделать больше, уменьшить твоюболь, то сделал бы.

Его голос был мягок и нежен, в нем слышалась правда. Онказался неспособным к обману. Но разве вампиры не могли гипнотизировать своихжертв? Александрия не знала, что было правдой, но не собиралась отдавать своюжизнь без борьбы. У нее был ум, сила и уверенность. Она давно знала ценутерпению, мужеству, навыкам выживания. Сейчас у нее не было достаточноинформации, чтобы принять решение.

– Я теперь такая же, как и ты?

Его рот растянулся в причудливой улыбке, тогда как его лицовсе еще оставалось холодным, словно маска, а золотистые глаза абсолютно ничегоне отражали, кроме нее самой.

– Не совсем. Я был рожден Карпатцем. Мои люди столь жестары, как само время. Я один из древних Целителей наших людей и Охотников навампиров. У меня есть знания и опыт, накопленные за столетия.

Она подняла руку.

– Я не уверена, что хочу все это знать. Больше всего мнехочется понять, являюсь ли я сама собой.

– А ты думала, кем станешь? У тебя в крови нет большеинфекции вампира, если именно это интересует тебя.

Она сделала глубокий вдох. Ее тянули ощущения вампира. Голодразливался, словно царапающая боль.

– Что касается меня… могу ли я выходить на солнце? Могу ли яесть так же, как люди? Пойти в фаст-фуд с Джошуа и съесть все, что захочу?

Он ответил спокойно.

– Солнечный свет будет жечь твою кожу. Глазам придется хужевсего, они будут раздуваться и разрываться. На дневном свете ты должна надеватьтемные очки с линзами специально для наших людей.

Она медленно выдохнула.

– Это ответ только на один вопрос. Я пытаюсь успокоиться.Скажи мне прямо.

– Тебе придется пить кровь, чтобы выжить.

– Ты поможешь мне сделать это, мягко шаг за шагом? –Ответила она напряженно. Все ее представления были неверными, ум пребывал вполном хаосе. Этого не может быть. Только не это!

– Я надеюсь, ты не ожидаешь, что я буду спать в гробу. – Онапробовала обратить все в шутку, чтобы дать время мозгу, осознавая все это. Нобольше всего ей хотелось кричать.

Его глаза, казалось, поглощали, затягивали ее. Она моглапочти чувствовать его, он тянулся к ней. Иллюзия была так реальна, что оначувствовала тепло его рук, успокаивающее прикосновение в уме.