Я села на самый краешек стула и втянула шею поглубже в плечи. Потому что я, в отличие от Карла, чувствую себя в этом казенном директорском кабинете очень неуютно, и от директора всегда робею, хотя он совсем не страшный. И очень помог нам всей этой историей с материализацией заветных желаний.

Начала я как раз с того, что поблагодарила его. И передала благодарность от Наташи, к которой вернулся муж. И от моей Саши, заветное желание которой тоже сбылось. Правда оказалось, что, чтобы Наташино желание исполнилось, пришлось загадывать его аж вчетвером, а чтобы сбылось Сашино, загадывали только Саша и Зюзин (про Зюзина это недавно выяснилось, что он это загадал. Потому что он помогал Саше регистрировать страницу Белокурой Бестии в Интернете и обо всем догадался). Так что Саша и Зюзин до того натренировались, что успели в Новый год загадать сразу по нескольку желаний.

Получалось, кстати, что все мои предсказания все-таки работали. И в случае с Наташей и ее семьей, и в случае с моей Сашей и Алешей. Правда, предсказаний за всю свою жизнь я сделала всего два, но они оба и сбылись. Но теперь я твердо завязала со всеми этими гаданиями.

Потом я рассказала директору про то, как сильно изменился Карл и что я очень хочу ему помочь. И может быть, директор тоже согласится помочь Карлу и у него получится? Ведь у Карла получилось, когда он подарил директору собаку Петра. Теперь директор совсем другой человек и все такое.

Он встал со стула и заходил по кабинету взад-вперед. Потом снова сел, положил обе руки на стол и сцепил их в замок.

– Соня, люди взрослеют и меняются. Я могу быть не прав, но, судя по тому, что ты мне рассказала, мне кажется, наш Тимофей просто резко позврослел. Конечно, при очень грустных обстоятельствах. Но он совершенно здоров. Просто у Тимофея изменился взгляд на мир.

– А как ему вернуть взгляд обратно? Неужели ничего нельзя сделать?!

Директор очень серьезно сказал мне, что это не зависит от нас, а зависит только от самого Карла. Но конечно, и в его случае добрые дела и бескорыстие могут помочь исполнить наше желание. И тот самый альтруизм, который Карл когда-то зимой перепутал с альпинизмом.

И еще он сказал, что на днях заглянет к нам в гости вместе с собакой Петром и, может быть, Карл согласится пойти погулять вместе с Петром и директором в парке. Заодно они могли бы проверить, как там поживают лошадки.

Мне очень полегчало от этого разговора, так что даже директорский кабинет перестал казаться угрюмым и некрасивым. Я уже готова была на всех парах жать в сторону дома, чтобы посмотреть, чем там моя Саша с Алешей занимаются и как там Карл и все такое. Я уже распрощалась с директором, и поблагодарила его еще раз, и уже стояла в дверях, но тут он сказал мне, что наконец-то прочитал мое мотивационное письмо по поводу поездки в Англию. И что он как раз сможет обсудить его с моими родителями, когда зайдет к нам домой. И лучше бы они оба – и папа, и мама – были в этот момент дома.

Даже не заходя домой, я на предельной скорости неслась в совершенно противоположную от школы и даже от дома сторону и старалась не плакать, потому что так быстро бежать до остановки и плакать одновременно не получается. Я ругала себя распоследними словами, всеми, которые могла вспомнить. Как я могла забыть со всеми этими делами об истории с Англией, поездкой и мотивационным письмом?

Вот так и получилось, что я стала предателем. Как раз с этого я начала свой рассказ, помните? Я ехала к своему брату Пете.

И заканчивается он такой же поездкой.

Стать предателем очень легко. И, я думаю, никто не делает это специально. Не просыпаешься же ты утром и не думаешь: «А возьму-ка я и предам всех своих родных и себя заодно?» И вообще все, что есть на свете хорошего и доброго. Нет, это происходит само собой. По крайней мере, я совсем этого не хотела. Не хотела никому навредить и никого нарочно расстроить. И все равно вышло, что я стала плохим человеком.

Так же люди, наверное, не сидят и не думают: «А стану-ка я алкоголиком… Или преступником».

Беда всегда случается незаметно, без предупреждений и в самый неподходящий момент.

Я долго тарабанила в дверь уже знакомой мне многокомнатной квартиры. И опять открыла спустя довольно долгое время все та же строгая сердитая тетка, но мне было некогда пугаться.

Потом я очень-очень долго сидела под дверью в Петину с Зоей комнату. А тетка дважды прошла мимо меня – на кухню и потом из кухни, но ничего не сказала.

Я ждала, когда вернется из университета Зоя, потому что она одна на всем белом свете могла мне помочь.

* * *

Очень трудно изменить что-то, что ты сделал по-настоящему плохого, исправить свои ошибки. Надо быть предельно честным и ни в коем случае не жалеть себя. Смотреть на себя как бы со стороны, как будто это не ты, а какой-то другой человек. Не плакать и не думать, что тебе хуже всех и все кончено.

Конечно, за все ошибки все равно приходится платить. И не все их и совсем не всегда можно исправить. Но если очень постараться, то, наверное, можно переубедить даже Предназначение.

Поэтому я не плакала и не жалела себя, а говорила максимально честно. Иногда слезы все-таки капали у меня из глаз, они были очень горячие и какие-то жгучие, и щеки просто как будто налились тяжестью и прямо пылали, и я немного задыхалась. Но все равно изо всех сил давила жалость к себе и то, что мне очень стыдно. И несмотря на то что хотелось прямо лечь на пол и на полу лежа умереть, я старалась все исправить и продолжала говорить.

Зоя могла бы просто посмеяться надо мной. И сказать: так тебе и надо, злобная, глупая эгоистка. Предательница. Злой, недобрый человек и эгоистка. Она могла бы сказать: мне даже смотреть на тебя противно, не то что помогать!

Она могла бы сказать, что я очень к ней плохо и несправедливо относилась и называла про себя «Зойка-помойка», а теперь, когда мне стало надо, прибежала к ней, и так делают только нехорошие люди. Которые ищут выгоду, всем врут и думают только о себе. И что я только и делаю, что всем вру, а потом лью свои крокодиловы слезы. От такого не то что зарубочки на сердце – от общения с таким неприятным человеком, как я, вообще весь зарубочками покроешься и сбежишь на край света. И пусть уж лучше меня заберут в детский дом, чтобы я по возможности хотя бы там не отравляла всем жизнь.

Но Зоя ничего такого не сказала.

Я все говорила и говорила про это проклятое лживое сочинение. Про всю неправду, которую я там написала. Про то, как я живу в многодетной семье и у нас нет ни на что денег. Про то, что зачем моя мама родила столько детей, если мы живем, как цыгане в таборе, и нас так даже люди называют. Про то, что у меня ничего своего нет, ни комнаты, ни денег на репетитора. И что едим мы очень мало и исключительно одну подгоревшую кашу. Про то, что один мой брат сумасшедший, второй тоже сумасшедший, а третий нас бросил, и, когда я попросила у него помощи, он меня выгнал. И родная мать выгоняла меня из дома тоже. Что я всегда во всем виновата и вечный козел отпущения. И что мне приходится работать с утра до ночи, потому что у нас нет денег, и поэтому я плохо учусь в школе и никогда ее с такой семьей не окончу, потому что заболею от недоедания и переутомления. И вот так без образования я, конечно, стану бомжом на улице. Что в этой семье мне не выжить. Поэтому мне просто необходимо получить учебу в Англии.