Эмма потрепала Еноха по плечу:

– Эх, не судьба тебе сегодня блистать. Боюсь, мы все здесь – только свита.

Енох засмеялся и покачал головой.

В качестве последней меры предосторожности нам велели предстать перед странным молодым человеком с разными глазами, чтобы он на нас посмотрел. («Прости, но даже тебе придется», – сказал мне второй охранник.)

Молодой человек осмотрел меня всего – с головы до пят и обратно, а потом уставился прямо в лицо.

– Что это он такое делает? – спросил я.

– Сканирует твои намерения, – пояснил Миллард. – Определяет, добрые они или дурные.

Я почувствовал, что под взглядом человека-сканера лоб понемногу теплеет. Когда стало совсем жарко, я хотел уже пожаловаться, но тут разноглазый отвернулся и кивнул охране.

Нас пропустили внутрь и направили по каменному коридору, освещенному газовыми рожками и гудящему отголосками – шум толпы эхом отдавался от стен. Нур шла рядом со мной.

– Что-то они слишком расстарались, – заметила она с подозрением.

– Наверное, опасаются всяких психов, – отозвался я.

– И я их не виню, – вмешался Гораций. – Представьте, что будет, если кто-нибудь заложит тут бомбу! Он же разом уничтожит девять десятых всех британских имбрин, а заодно и несколько иностранных.

– Ну, спасибо, утешил, – проворчала Нур. – Теперь мне гораздо спокойнее.

Енох всю дорогу дразнился, кланяясь и расшаркиваясь, пока не вогнал меня в краску:

– Прошу прощения, мистер Портман, здесь направо! Ах, мистер Портман, на ваши ботинки налипла грязь! Скажите только слово, и я их вылижу начисто!

– Хватит валять дурака, – в конце концов одернула его Нур. – Джейкоб никогда и ни от кого не требовал, чтобы с ним так обращались.

Но Енох и перед ней согнулся в три погибели:

– Простите, мадам! Не хотел вас оскорбить, мадам!

Нур шутливо толкнула его. Енох сделал вид, будто отлетел к стене, и принялся кланяться и ей, извиняясь, что нечаянно толкнул ее. Тут уж мы все расхохотались от души. И до чего же хорошо было посмеяться и увидеть, как смеется Нур, – пусть это и было лишь минутным облегчением!

Наконец, коридор закончился, и мы очутились на верхнем ярусе лекционного зала, который, как сообщил мне Гораций, изначально был предназначен вовсе не для лекций. Это был старинный операционный театр, в котором зрители могли наблюдать хирургов за их неприглядной работой. Ярусы грубо сколоченных деревянных скамей расходились концентрическими кругами от круглой сцены, посреди которой возвышалась платформа длиной в человеческий рост. Повсюду ярко пылали газовые рожки – и в огромных канделябрах, свисавших с потолка, и в железных подфакельниках, рядами тянувшихся вдоль стен.

Мы спустились на второй ярус и расселись на длинной изогнутой скамье, где специально для нас придержали свободные места. Амфитеатр быстро заполнялся.

– Когда-то это здание принадлежало медицинской школе, – продолжал Гораций свою историческую лекцию. – Но твари стали проводить здесь чудовищные эксперименты на странных людях. Пришивали к человеческим телам части животных. Пытались создать гибрид человека с пусто́той. Меняли мозги между телами – просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Видишь там, на сцене, металлическая решетка вделана в пол? Это для того, чтобы туда стекали…

– Понял, понял, – я вскинул руку, призывая его замолчать.

– Извини. Но, понимаешь, чтобы избавиться от всяких жутких картинок в голове, иногда приходится с кем-нибудь ими поделиться. Да, знаю, это очень эгоистично…

– Ничего страшного, – сказал я, теперь уже чувствуя некоторую вину. – Мне можешь спокойно рассказывать все, что хочешь.

– Нет, нет, так нельзя. Я понимаю, что это мерзко.

Он умолк и несколько секунд сидел неподвижно, только его колено слегка подергивалось. Вид у него был такой, словно он сейчас лопнет.

– Ладно уж, давай, выкладывай.

– Это для того, чтобы туда стекали кровь и кишки! – выпалил он. – Ну, в смысле, эта решетка. А какая тут стояла вонь! Просто неописуемая!

Он с облегчением выдохнул, исчерпав запас подробностей, а я поинтересовался:

– Ну что, полегчало?

– Даже не представляешь насколько! – улыбнулся он застенчиво.

Зал заполнился уже до половины. В Акре сейчас проживало больше сотни странных людей, и почти все явились на зов. Все были в ужасе от причуд погоды и надеялись, наконец, получить объяснение. К своему удивлению, я многих узнавал. Улисс Кричли оставил нас, усевшись со своим отрядом из Управления Временны́х Дел – крепкие ребята в черных костюмах громко шикали на тех, кто, по их мнению, слишком шумел. Напротив нас сидела театральная труппа мисс Скворец – только что с репетиции, в диковинных костюмах зверей и птиц. Ярусом ниже устроился Харон с четырьмя здоровяками-кузенами, все в одинаковых черных плащах. Только у самого Харона лицо было скрыто под капюшоном, его кузены всегда ходили с непокрытой головой. Их волосы сверкали серебром, но лица казались совсем юными, а мощные подбородки и высокие скулы привлекали немало томных женских взглядов. Впрочем, кузенам было не до женщин: они о чем-то шептались, ни на кого не обращая внимания. Рядом с ними извивалась и ерзала на скамье семейка полурыб, обитавших в Канаве: Зуд, его супруга и двое чешуйчатых детишек. Под ними уже собралась большая лужа, стекавшая ручейками по ступеням. Полурыбы громко ворчали, жалуясь на неудобную одежду, то и дело прыскали на себя водой из грязной бутылки и, казалось, считали секунды до того счастливого момента, когда можно будет, наконец, сбросить с себя все эти тряпки и вернуться в Канаву.

На верхнем ярусе стояло с полдюжины охранников и с ними тот молодой человек, который сканировал нас глазами. Все напряженно следили за толпой.

Удивило меня и то, что в зале обнаружилось несколько американцев: Антуан Ламот, которому гордость не позволяла сесть на скамью, уподобившись простым смертным, – на сей раз в енотовой шубе, которая шевелилась сама по себе; долговязый телохранитель в меховых ковбойских гамашах и кожаной куртке с бахромой; и еще несколько человек из Северного клана, которых я помнил по Марроубону, но не знал их имен. И уж окончательно я удивился, когда заметил детей из петли прорицателей: Пола, Ферна и Алину. Все в лучших воскресных нарядах. Пол явно нервничал, а девочки холодно оглядывали зал из-под широкий полей своих шляп. Я сделал в уме пометку: разыскать их после собрания, поздороваться и спросить, как они добрались до Акра. Их петля в Портале, штат Джорджия, – не ближний свет. Им пришлось лететь самолетом либо предпринять такое же долгое путешествие до Нью-Йорка, какое мы с друзьями проделали, чтобы попасть в петлю, связанную с Акром.

В нескольких ярусах от них расположились еще американцы – те, кого я предпочел бы больше не встречать. Там были Неприкасаемые из клана Песьей Морды: мальчик с пульсирующим и, вероятно, разумным нарывом на шее; Хэтти Половинка, представлявшая собой половину женщины в буквальном смысле слова – голову, руки и торс до пояса; она сидела – или стояла? – на коленях девочки-бородавочника с торчащими изо рта огромными кабаньими клыками. С ними сидели еще двое, которых я раньше видел лишь мельком, да и то в темноте. Неприкасаемые перешептывались, указывая то на одного странного из зала, то на другого. Было такое чувство, словно они нас оценивают, и я невольно задумался о том, что у них на уме.