жизни». И вот сбылись его слова, думал Микаел; он горел желанием попасть в Москву, чтобы хоть одним глазком взглянуть на своего любимца.

Микаел принес книгу и с видом робкого ученика встал возле хозяина.

— Ну-ка почитай, послушаю.

Микаел читал бегло, без запинки, ага слушал внимательно, хотя не понимал ни слова.

— Ну, теперь напиши.

— А что написать?

— Ну, положим, тебе надо написать письмо к московскому приказчику: «На этот раз нами посланы двести мешков хлопка, частью американского, частью смешанного с местным. На тех мешках, где хлопок смешанный, имеются отметины. Не забудь об этом, когда будешь показывать товар покупателю, и постарайся продать его как американский». Ну, теперь прочти, что ты написал.

Микаел прочел.

— Ты написал про мешки с отметинами?

— Написал. — И Микаел снова прочел это место и робко заметил: — Ой, а вдруг покупатель вскроет мешок с отметиной, что тогда?

— Заткни глотку, щенок, мой московский приказчик не такой дурень, как ты, он свое дело знает… — рассердился ага и обратился к жене: — Вот ты говоришь — пошли. Ну, можно ли посылать такого дурня, все равно человеком не станет.

На самом же деле никакой хлопок не был послан — ни американский, ни местный, и никаких отметин на мешках не было. Господин Масисян диктовал письмо, дав волю своему воображению, в предвкушении очередной коммерческой сделки на московской бирже.

Микаел очень жалел, что у него вырвалось такое неосторожное замечание. Госпожа Мариам тоже досадовала на оплошность Микаела, возбудившую сомнения хозяина, который требовал от своих приказчиков слепого повиновения и заставлял их участвовать в своих плутнях.

Госпожа решила как-нибудь поправить дело.

— Не беда, — сказала она, — он еще молод, поедет, людей повидает, ума-разума наберется.

— Научишь такого — как же! Столько лет учится, а толку мало. Дурака учить — только время терять.

Микаел стоял молча, с виноватым видом.

В эту минуту во двор вошел человек в картузе, в сером длиннополом истасканном сюртуке, надетом поверх черного архалука, обутый в коши, из которых выглядывали грязные носки, давно утратившие свой первоначальный цвет. Посетитель держал в руке толстую самодельную палку.

— Симон Егорыч! — в один голос воскликнули все.

Посетитель был поверенный Масисяна. Когда-то он служил в полиции, но был выгнан оттуда за пьянство. Сейчас он явился к почтенному купцу по делу той женщины, сын которой был посажен в тюрьму за долги.

— Ты пришел кстати, Симон Егорыч, я как раз ждал тебя, — сказал ага.

— Пришлось прийти, эта негодная (речь шла о матери арестованного должника) покоя мне не дает, — проговорил поверенный, усаживаясь рядом с Масисяном.

Он выглядел утомленным. Сняв свой запыленный картуз, он отер со лба пот, достал из кармана табакерку, с наслаждением втянул понюшку в обе ноздри своего крупного носа, затем перевел дух и, заметно повеселев, любезным жестом протянул табакерку Масисяну.

— Одолжайся, отличный табак, — сказал он. — С божьей помощью обделал я сегодня в суде одно дельце, вот и поднесли мне…

Но Масисян, не удостоив вниманием его любезное предложение, нетерпеливо спросил:

— Скажи лучше, что ты сделал с этой негодяйкой?..

— Не хочешь понюхать, зря, говорю тебе — отличный табак, стамбульский, бог свидетель, давно уже я не нюхал такого.

— Гм, я вижу, ты расположен шутить, Симон Егорыч, говори, как ты разделался с этой негодяйкой, — в сердцах проговорил ага.

— Благословенный, чего же ты сердишься? — невозмутимо произнес поверенный, неторопливо отряхивая табачную пыль с драного архалука и со своих усов, пожелтевших от нюхательного табака.

— Ну вот поди столкуйся с этим человеком! — с негодованием воскликнул ага, качая головой. — Я ему говорю одно, а он мне другое. Скажешь ты наконец, чем кончилось дело?

— Чем же могло кончиться, заставил, проклятую, все продать с молотка…

Ага весь так и просиял.

— А деньги? — спросил он.

— Деньги принес.

Поверенный вынул из кармана завернутые в тряпочку деньги и, не считая, дрожащей рукой протянул их аге.

— Эй, парень, Микаел, подай-ка стакан водки Симону Егорычу да возьми тот большой стакан, ты знаешь какой! — приказал ага и принялся пересчитывать деньги.

— Благословенный, почему ты раньше не распорядился, ты же знаешь, что Симон Егорыч без этого зелья жить не может, — сказал поверенный, всем своим видом выражая нетерпение.

Тут Микаел опять совершил оплошность и вторично навлек на себя гнев хозяина. Хотя ему было приказано принести «большой» стакан водки, но он должен был принести маленький, так же как в лавке под словом «хороший» товар следовало понимать плохой. Микаел исполнил приказание точно и поднес Симону Егорычу большущий стакан водки. И хотя это была крепкая неразбавленная водка, тот залпом осушил стакан.

— Ну, вот и на душе легче стало, будь здоров, — сказал поверенный, возвращая Микаелу пустой стакан.

Но ага так выразительно и сурово посмотрел на своего слугу, что бедняга сразу понял свою оплошность и в отчаянии подумал, что Москвы теперь ему уже не видать.

Госпожа Мариам в эту минуту предавалась грустным размышлениям: увидев принесенные поверенным деньги, она поняла, что они были выручены от продажи имущества той несчастной женщины, чей сын сидел в тюрьме и которая несколько дней тому назад приходила к ней и молила ее о сострадании, и вот теперь бессердечие мужа обрекло на нищету целую семью.

— Спасибо, Симон Егорыч, — сказал ага и, вытащив из пачки красненькую десятирублевую ассигнацию, протянул ее поверенному. — Это тебе магарыч за то, что ты спас мои деньги.

Симон Егорыч принял «магарыч» с подобострастным видом и чуть было не облобызал руку купца. В таких случаях Масисян не скупился, подобно тем охотникам, которые бросают своим легавым кусок затравленной ими дичи.

Между тем вопрос о посылке Микаела в Москву не был решен. Видя, что принесенные поверенным деньги привели хозяина в хорошее расположение духа, госпожа Мариам решила воспользоваться благоприятным моментом и вернулась к разговору о Микаеле.

— Прочтите это письмо, Симон Егорыч, скажите, как оно написано, — сказала она, протягивая поверенному бумагу.

Вынув из-за пазухи огромные очки, поверенный надел их на свой крупный нос и торжественно, стал читать вслух:

«На этот раз нами посланы двести мешков хлопка, частью…» и т. д.

— А там написано, что имеются особые отметины? — спросил ага у поверенного, когда тот кончил читать.

— А как же, написано: «…на последних мешках особые отметины» и эти слова даже подчеркнуты, — ответил поверенный.

— Хорошо написано?

— А кто писал?

— Наш Микаел.

— Клянусь жизнью, что он пишет лучше меня, — сказал поверенный, прижав руку к сердцу, — я двадцать лет был приказным в полиции, пятнадцать лет прослужил писарем в Т… у уездного начальника, но мой почерк гроша медного не