Ее глаза на мгновение закрываются, губы слегка приоткрываются, словно для того, чтобы сделать вдох, который она слишком долго сдерживала.

— Лео, — начинает она, ее голос дрожит, когда она открывает глаза. Она тяжело сглатывает, и я вижу, как она борется между тем, что она должна сказать, и тем, что она хочет сказать.

Моя рука переходит с ее губ на щеку, большой палец проводит круги по ее покрасневшей коже. Я не знаю, чего я хочу от нее, я просто знаю, что не могу находиться в такой близости от нее и не касаться ее идеальной кожи.

Наконец, она трясет головой, распущенные пряди волос обрамляют ее лицо.

— Я не могу этого сделать, — говорит она, ее голос едва превышает шепот.

Ее слова пронзают меня насквозь, оставляя холодную пустоту, которая гораздо хуже, чем жар отказа. И с этими словами она удаляется, оставляя меня одного в темноте.

ГЛАВА 10

Алена

Было время, когда мне казалось, что Леонид Козлов не может ошибаться. Что солнце всходит и заходит по его приказу. Это время прошло. Очень давно.

Вчера он перегнул палку. Но самое страшное — я тоже. Потому что как только его руки осмелились пройтись по моей коже — а они действительно прошлись, касаясь, исследуя, заставляя меня чувствовать то, чего я не чувствовала уже давно, — я ахнула. Я растворилась в нем. А поцелуй, который он опустил на мою шею, когда я прижалась к его твердому телу, пульсирующему от… Нет, не буду думать об этом.

Я столько времени потратила на то, чтобы забыть его — то, как он мог заставить меня разразиться смехом при одном только взмахе брови, то, как он с удовольствием листал со мной журналы мод, пока я указывала на последние новинки. С ним я чувствовала себя в безопасности, как будто я была единственной в его мире.

Прошлая ночь доказала мне, что ничего не получится, если я не установлю жесткие границы. Если мы собираемся сделать эту фиктивную помолвку, он не имеет права целовать меня или прикасаться ко мне только потому, что ему этого хочется. Потому что прикосновения Лео воспламеняют меня. Оно заставляет меня хотеть того, чего я не должна хотеть, и это путает мои мысли.

Надев самое скромное платье, которое я нашла в шкафу, — белое льняное летнее платье, дополненное туфлями на пробковом каблуке, — я выхожу из своего номера и направляюсь наверх, в кабинет Лео, превращенный в импровизированную спальню. Я предполагаю, что именно здесь он проводит каждую ночь, потому что я точно не приглашала его спать со мной в каюте.

Я достаточно взрослая женщина, чтобы признать, что являюсь частью проблемы. Я дразнила Лео по поводу Джека, и это его очень завело. Да, Джек кокетничает, но это безобидно, и я определенно не заинтересована в нем, даже если я позволила Лео думать иначе. Что и говорить, эго было приятно, и я наслаждалась тем, что Лео был на высоте. Но теперь пришло время прекратить игру.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь постучать, голос по ту сторону двери останавливает меня на пороге. Я узнаю голос по громкой связи, и она в ярости.

— На яхте?! Ты, по сути, похитил ее посреди ночи, а теперь заставляешь ее остаться с тобой? Лео… что именно с тобой не так?

Дай Бог здоровья Кире. Младшая из братьев и сестер Козловых, одна из моих самых близких друзей и самых яростных защитников, о чем свидетельствует то дерьмо, которое она сейчас обрушивает на своего брата. Я знаю, что не должна, но кто в здравом уме сможет удержаться от того, чтобы не подслушать этот разговор? Уж точно не я.

— Я сделал то, что должен был сделать, чтобы уберечь ее. И не надо мне тут голову морочить. Поверь мне, Алена и так уже достаточно сделала, — защищается Лео.

— Ну, разве можно ее винить?

Лео бормочет какое-то ругательство, которое я не совсем понимаю.

— Я обязан перед Джулианом и братством отнестись к этой угрозе как к серьезной, убедиться…

Смех Киры прорезает его слова, как нож.

— Кого ты пытаешься убедить? Потому что я не верю в это ни на минуту. Аренда частной яхты, отказ от других обязанностей, чтобы стать ее личным защитником. Чего ты на самом деле добиваешься?

В животе у меня завязывается тугой узел, а напряжение по ту сторону двери гудит, как провод под напряжением. Я не знаю, к чему клонит Кира, но мне кажется, что она танцует вокруг той единственной темы, которую я умоляла ее не трогать и десятиметровым шестом.

Моя история с Лео.

Кира — единственный человек, который знает всю правду. Может быть, с ней было легче говорить, потому что она не видела, как мы росли вместе, а может быть, все дело в двух бутылках розе, которые мы выпили во внутреннем дворике Café de la Paix, когда она приезжала в Париж в прошлом году. Но я рассказала ей все. Всю грязную историю любви, отказа и разбитого сердца. И она мизинцем пообещала никогда не проронить ни слова ни одной живой душе.

Лео издает звук, похожий на вздох и рычание.

— Кира, я люблю тебя, но ты не знаешь, о чем говоришь. У нас с Аленой сложная история. Я… я забочусь о ней. — На середине предложения он затормозил и замолчал. Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем он снова обрел голос. — Но сейчас я должен действовать в интересах братства.

— Так вот как ты действовал все эти годы, когда предпочел ей Братву?

Моя рука прижалась к двери, а кровь застучала в ушах. Черт возьми, о чем думает Кира, разглашая секреты, которые я ей доверила?! Зная ее, у нее, наверное, руки чешутся устроить Лео ад с тех пор, как я рассказала ей, как все закончилось. Я понимаю, что она беспокоится, но мне бы очень хотелось, чтобы она оставила это в прошлом.

— Это она тебе сказала? — Голос Лео напряжен.

— О, ты имеешь в виду ту часть, где ты разбил ее сердце, растоптал его, а потом для пущей убедительности отправил его в дробилку?

Я уже на грани того, чтобы выбить эту проклятую дверь, как вдруг голос Лео прорезал воздух.

— Я сделал единственный выбор, который мог сделать, чтобы уберечь людей, которых я люблю, от боли, — признается он, и голос его становится грубым. — Это было самое трудное, что мне когда-либо приходилось