Кристина отлично помнила, что он стоял в дальнем углу. На него была наброшена ажурная шаль, а на шали стояли многочисленные фотографии в серебряных рамках. Как же она ненавидела этот рояль, когда по утрам, до завтрака, ее заставляли заниматься музыкой. Такой порядок – что уроки должны быть сделаны до завтрака – завел отец. Они с Артуром занимались музыкой по очереди с без четверти семь до половины восьмого. Ей никогда не забыть слабый запах затхлости, витавший в комнате, и промозглый холод, который пронзал ее насквозь, когда она красными, покрытыми цыпками руками поднимала крышку и начинала играть.

Рояль она ненавидела, а музыку любила. Вряд ли из нее получилась бы выдающаяся пианистка, но ей нравилось, что можно себе аккомпанировать, а позже, уже во взрослом возрасте, полученные навыки пригодились ей, когда нужно было играть с листа.

Артур же музыку терпеть не мог. У него не было слуха, поэтому игра на рояле превращалась для него в самую настоящую муку. Отец – по сути, он был довольно хорошим музыкантом – давал им задания. Кристина помнила, как он стоял у рояля с линейкой в руке и то и дело бил Артура по пальцам, когда тот ошибался. «Раз, два, три, раз, два, три. Возвращайся в начало и играй этот кусок снова». Кристина помнила, с каким ужасом слушала повторяющиеся и повторяющиеся музыкальные фразы, помнила лицо Артура, бледное и напряженное, с выражением отчаяния, – казалось, он знает, что никогда не сыграет правильно. Неудивительно, что рояль исчез. Вероятно, Артур убрал его, чтобы навсегда забыть свои страдания во время уроков музыки.

Дональд подошел к чайному столу и, взяв сэндвич, сел.

– Где ты был? – спросил Питер. – Мы думали, ты с тетей Кристиной, но она тебя не видела.

– Я гулял, – коротко ответил Дональд.

И Кристина поняла, что ни под каким видом не должна упоминать его игру на органе или спрашивать его об этом.

Позже она поинтересовалась у Элизабет, обладает ли кто-нибудь из них музыкальными способностями.

– Боже мой, нет! – уверенно ответила девочка. – Папа ненавидел музыку. Мне даже кажется, что для него было страшной мукой петь в церкви псалмы. В общем, ни один из нас не знает ни одной ноты.

Кристина промолчала, но задумалась. Инцидент с органом вызывал у нее немало вопросов. Вечером, когда она направлялась в свою спальню, что-то заставило ее остановиться у двери Дональда. Он ушел из гостиной, где она осталась вдвоем с Элизабет, полчаса назад – неожиданно встал в своей резкой манере и объявил:

– Я иду спать.

– Я тоже скоро пойду, – сказала Элизабет. – Я ужасно хочу спать после вчерашней ночи.

– Советую тебе принять ванну и сразу пойти в кровать, – предложила Кристина. – А мне еще надо закончить с этими счетами.

– Спокойной ночи, – уже у двери сказал Дональд. Он никогда не обращался к Кристине по имени.

– Спокойной ночи, – ответила ему Кристина.

Несмотря на благие намерения, после ухода Дональда и Элизабет она не поспешила в кровать. Закончив со счетами, она прошлась по комнате, поправляя картины и выдвигая ящики, чтобы выяснить, что в них. Ее грела мысль, что этот дом, который она всегда считала родным, теперь на ее попечении. Она выдвинула ящики высокого серванта в углу и обнаружила, что они забиты фотографиями, книгами, колодами карт, открытками и прочими мелочами, которые копились здесь годами. Было забавно смотреть на снимки, на которых она была сфотографирована в детском комбинезончике и с длинными светлыми волосами, ниспадавшими на плечи. Эти фотографии делала ее старая няня. Затем Кристина занялась обследованием комода с выпуклым фасадом под окном. В нем лежало рукоделье, начатое кем-то, но не законченное, заготовки для деревянных поделок, куски шелка, рисунки для перевода на ткань, канва для гобелена. Кристина двинулась дальше по комнате, прикасаясь то к одному предмету, то к другому, взяла книжку, немного покрутила ее в руках и положила обратно, затем поправила цветы в вазе, подвинула стул, а потом поставила его на прежнее место.

Ее охватила радость.

«Пока все это мое; я могу делать с этим что угодно; можно что-то передвинуть, и никто не будет возражать». После стольких лет, проведенных в меблированных комнатах, обставленных по вкусу чужих людей, ей было приятно ощущать себя хозяйкой и знать, что никто ни в чем ее не обвинит, не будет ворчать и выражать недовольство.

Было одиннадцать, когда она поднялась наверх, предварительно выключив свет и проверив, все ли окна закрыты и все ли щеколды задвинуты, хотя было маловероятно, что кто-нибудь предпримет попытку забраться в «Четыре ивы».

Кристина шла в свою комнату и вдруг остановилась у двери Дональда. Ей стало интересно, спит ли он. Если не спит, решила она, можно отговориться тем, будто ей послышалось, что он кашляет. Кристина не могла объяснить, почему вдруг ей так захотелось поговорить с ним. Она осторожно постучалась, потом повернула ручку. Окно было открыто, шторы раздвинуты, и комнату заливал лунный свет. Ей понадобилась секунда, чтобы оглядеться и понять, что кровать Дональда пуста. И она испытала самый настоящий шок.

Кристина стояла и смотрела на кровать Дональда. В нее даже не ложились. Куда он делся, спрашивала она, наверняка опять отправился браконьерствовать или задумал что-нибудь нехорошее.

В этой комнате жил Артур, когда был ребенком, и каждый предмет обстановки, каждая картина была знакома Кристине. Она села на низкую приоконную скамью и выглянула в сад, освещенный луной. Много лет назад они с Артуром сидели здесь и шепотом – чтобы не услышал отец – строили планы на будущее, обсуждали свои детские радости.

Как же сильно Дональд отличается от своего отца! И в то же время между ними есть определенное сходство. Артур всегда был сдержан, ее же, напротив, всегда переполняли эмоции, она готова была поверить всем, кто оказывался на ее пути, делиться радостью жизни, которая временами, казалось, просто овладевала ею. Неудивительно, что, сравнивая ее с Артуром, тихим и серьезным, погруженным в размышления, склонным к рассуждениям, но отказывающимся делать выводы, люди то и дело повторяли: «Никогда бы не подумал, что вы брат и сестра».

Однако для Артура было бы трудно долго оставаться таким отчужденным и враждебным, как Дональд. Почему Дональд замкнут? Есть ли для этого причина? Кристина задавала себе вопросы и мечтала о том, что однажды подберет ключик к его характеру.

Хотя Кристина понимала, что плохо разбирается в детской психологии, она успокаивала себя тем, что и сам Артур говорил, что ему трудно понять собственного сына. Она вспомнила его письмо и пришла к выводу, что в отношениях с Дональдом она далеко не единственная, кто потерпел неудачу. Неожиданно в ней поднялась волна протеста против той политики пораженчества, которой она придерживалась многие годы.

– Я доберусь до сути, – поклялась Кристина. – Я пойму Дональда, чего бы мне это ни стоило.

Где он может быть? Со скамьи под окном ей было видно ружье, стоявшее в углу. Значит, он не браконьерствует – хотя бы это радует. Затем Кристина предположила, что он отправился на свидание с какой-нибудь девочкой, но тут же отмела эту мысль как маловероятную. Дональд слишком мал для этого и не из тех мальчишек, которые бегают за девочками.