– Не будем друг друга судить, – сказал Варин после долгого молчания. – Я помогу тебе, а взамен ты поможешь мне. Сойдемся на том, что ни один из нас не знает, каково это – жить в другом квадранте.

Почему бы и нет?

Может, Варин и выглядел как бесчувственный чурбан, но что-то в его лице и словах о красоте мешало поверить, что он живет без эмоций.

– Ну вот, – гаркнул извозчик, хлопнув по крыше кареты. – Приехали. А ну-ка раскошеливайтесь.

От неотесанной грубости извозчика Варина передернуло, но он послушно высыпал монеты в протянутую ладонь.

Когда я выскользнула из кареты, дышать стало свободнее, словно на мне расстегнули корсет. Я откинула голову назад и набрала полную грудь воздуха. Получилось! Я выжила! Совладала со своими страхами! Мне даже стало жаль, что Макеля нет рядом.

Но только на секунду.

Я подняла взгляд, ожидая увидеть надпись «ВСЕ КОРОЛЕВЫ МЕРТВЫ» на каждом экране Города Согласия. Но увидела только старые объявления: «Последняя партия архейских товаров задержана из-за аварии на подходе к торианской гавани. В список кандидатов на лечение препаратом ГИДРа добавлено пятитысячное имя. Королевы подтвердили, что не увеличат установленную квоту – одна доза в год. Гастрольный тур лудских артистов был одобрен королевами».

Должно быть, об убийствах умалчивают, чтобы не посеять в стране панику.

– На что ты смотришь? – спросил Варин.

– Ни на что. – Я направилась к модным магазинам и бросила на ходу: – Встретимся у лестницы Дома Согласия.

– Ты куда?

– Приодеться, – ответила я, показывая на прилипшую к телу сорочку.

Он оглядел темные витрины. Всюду было закрыто. Часы на площади скоро пробьют полночь.

– Но где ты возьмешь одежду?

– Ты же не хочешь знать подробности, – усмехнулась я.

– Ладно, только не тяни, – сказал он, потирая переносицу.

Я сделала книксен и умотала.

Магазин ограбить проще, чем человека. За людьми нужно наблюдать. Одни цепляются за свои ценности, как дитя за юбку матери, а другие, наоборот, размахивают руками, открывая доступ к карманам. Кто-то обшаривает глазами темные углы, а кто-то беззаботно глазеет на дворец.

У магазина же нет ни мыслей, ни чувств; ни устремлений, ни сожалений. У магазина есть только замок. А замок легко взломать.

Едва я сняла с браслета отмычку, как плечи расслабились сами собой. Я снова была хозяйкой положения. Взломать замок – плевое дело. Тут все просто и предсказуемо.

Но что же ждет нас впереди?

Радуясь, как малое дитя, я вприпрыжку поскакала к Варину. При виде меня он нахмурился.

– Что это такое? – с упреком спросил он.

Я покружилась на месте, и короткая многослойная юбка засветилась, вырисовывая во мраке цветные спирали.

– Пригодится в каком-нибудь темном переулке.

– Это же лудский наряд.

– Не будь ты таким эонийцем, – сказала я, толкая его локтем. – Чем тебе не угодили яркие краски?

– Тем, что мы в бегах.

– Никто не говорил, что в бегах нельзя выглядеть хорошо, – пожала плечами я.

– Никто не говорил, что ты выглядишь хорошо, – ответил он, и, надо отдать ему должное, это прозвучало забавно.

Мы поднялись по ступеням Дома Согласия, над которым, подобно гигантскому газовому рожку, сиял дворцовый купол. Я уставилась себе под ноги, стараясь прогнать из головы мысли о мертвых королевах. Не могла же я пойти к дворцовой страже и рассказать о воспоминаниях! Я воровка. Вдруг меня упекут за решетку?

– Луды – народ беспечный, – сказал Варин. – Их не волнует ничего, кроме моды и развлечений.

С этим не поспоришь. Лудия напоминала Торию во время празднования Дня квадранта, только в Лудии веселье не утихало круглый год. Ее жители не знали отрезвляющего чувства возвращения к действительности.

– Не всем достались идеальные гены, – сказала я, взяв его под руку. – Некоторым из нас приходится подолгу наводить красоту.

Даже в темноте было видно, что он покраснел.

– Во всяком случае, это платье не так отвлекает, как мокрая сорочка, – сказал он.

– Не так отвлекает, говоришь? – Я прильнула к нему, и его лицо стало пунцовым.

– Давай без этого.

– Ты первый начал, – подмигнула я.

Он выдернул руку.

– Да шучу я! – воскликнула я. – Выше нос! Смеяться-то тебе хоть можно?

Он взглянул на меня и ответил:

– Только над чем-нибудь смешным.

– Укол прямо в сердце! – страдальчески вздохнула я, но он проигнорировал мои ужимки.

– Когда доберемся до моей квартиры, расскажешь мне все, что знаешь.

– Я не забыла про нашу сделку, – сказала я.

– Вот и хорошо.

Что же мне делать потом? Когда я сообщу Варину все нужные сведения, ничто не помешает ему вышвырнуть меня на улицу. Но улицы Эонии мне незнакомы.

Сколько раз родители умоляли меня держаться от Аукционного Дома подальше! Спрашивали: «Чего ты хочешь от жизни, Киралия? Кем ты хочешь быть?»

И правда, кто я теперь – без Макеля и почетной должности его лучшего карманника?

После предварительного допроса Маргарита удалилась в свои покои. Обычно королевы ужинали вместе, но сегодня Лали оставила для нее поднос с едой на письменном столе. Лали прислуживала ей с тех пор, как Маргарита взошла на престол, и всегда угадывала ее желания. Сейчас Маргарите нужно было забыться, укрыться в том единственном уголке дворца, который всегда приносил ей утешение.

Стены в покоях Маргариты были увешаны разнообразными картами: картами четырех квадрантов, картами дворца и даже картами заморских стран. Ее приемные родители были картографами, и любовь к картам зародилась в ней еще в младенчестве, когда она водила пухлыми пальчиками по творениям отца. Королева должна простирать взгляд за пределы своих владений, учили ее родители. Только так она сможет мудро править народом.

Маргарита сняла корону с вуалью, и каштановые волосы рассыпались по плечам. Она села ужинать, а карты манили ее, подобно окнам в другие миры. Во дворце она не чувствовала себя как в клетке. Ей не было одиноко. Она помнила: Тория рядом, а с ней и торианцы, которые возлагают на нее, Маргариту, большие надежды. Она переживет этот трудный период, а как же иначе.

У ее отца была любимая поговорка: «Знай каждую мелочь и будешь знать всё». Ей вовсе не хотелось выяснять подробности убийства, и все же она задержалась, когда все ушли, и стала осаждать инспектора вопросами. Она старалась не вспоминать, что Айрис была ее подругой, а думать об убийстве как об интересном случае из следственной практики. Она заставила природное любопытство взять верх над скорбью, но забыть об утрате было не так-то просто.