– Пожалуйста, не надо больше… Не надо больше…

– Эй! – раздался женский голос из самого чрева горы.

– Эй?

– Ты что так долго?

– Изыди прочь. Оставь меня в покое.

– У тебя все нормально?

– НЕТ.

– Осталось совсем недалеко. Клянусь. Ты держишься молодцом.

– Да пошла ты куда подальше.

Повисло долгое молчание.

– Я, пожалуй, спишу это на общую комичность положения, – произнес голос. – Но только на этот раз. А теперь поднимайся и шагай-ка сюда, козел.

Несмотря на жуткую разбитость и ломоту во всем теле, у Бена не было другого выбора, как подчиниться. Он поднялся и снова зашагал, сильно пригнувшись на тот случай, если ему навстречу с ревом пролетит еще одна летучая мышь. Вскоре неясный огонек, который он раньше видел в глубине пещеры, сделался ярче: теплое, золотистое свечение наползало на стены, отчего зловонный туннель казался суше и как-то уютнее.

Он обогнул огромную глыбу и оказался у входа в зал, уходивший ввысь метров на тридцать, а то и больше, созданный самой природой бальный зал со стенами из известняка, украшенный сталагмитами и сталактитами толщиной с сосульку. Местами скальные образования срастались, образуя многочисленные колонны. За залом виднелось небольшое синее озеро с гладью ровной, как телеэкран.

Посередине зала располагался ковер размером с футбольное поле, а на нем возвышалась гора из различных вещей: рюкзаки, старые штаны, рубашки, карманные часы, лодки и байдарочные весла, чемоданы и обувь. Все эти трофеи венчала коротковолновая радиостанция для дальнобойной фуры. Рядом с ковром ярко пылал костер с прилаженным над ним черным металлическим котлом, в котором что-то булькало.

На вершине горы восседала женщина девяти метров ростом. У нее были темно-красные губы и длинные курчавые каштановые волосы. Одеяние ее представляло собой платье из серой мешковины, доходившее до колен. Она скрестила ноги и выставила ступни в толстых шерстяных носках и ботинках, где вполне могла бы поместиться низкорослая старушка. Выглядела она чуть за тридцать, хотя кто знает, как определить возраст у великанов. Когда женщина заметила Бена, лицо ее просияло. Она прямо светилась от счастья видеть его. Все выглядело так, словно он навестил свою бабушку. Разговаривая с ним, она принялась чавкать пригоршней арахиса, который засунула в рот. У нее в ладони умещалась добрая тысяча орешков.

– Так ты здесь! Ну-ка, ну-ка, поглядим на тебя. Ты такой хорошенький, прямо конфетка! – Она указала на место напротив своей горы трофеев. – Встань-ка туда.

– Зачем?

– Потому что если откажешься, я тебя просто растопчу и размажу твои человечьи кишки по ковру, дурилка тупая. Что за вздорные вопросы. Давай- давай. Там свет ярче всего. Дай-ка я тебя получше разгляжу.

Бен ступил, куда ему велели. Великанша выпрямила ноги и наклонилась вперед, положив локти на колени и упершись подбородком в ладонь. Она была довольно симпатичная. Бен не смог удержаться от этой мысли. Она изучала Бена так долго и дотошно, что ему стало не по себе.

– У тебя на лице большой шрам. Ты знал, что у тебя шрам на лице?

– Да, знал.

– А откуда он у тебя там взялся?

– Я убил великана.

– ХА! Однако не думаю. Но шутка ничего себе.

Бен поглядел на булькавшую в котле мутную жижу. Оттуда тянуло чем-то острым.

– Хочешь немножечко? – предложила она.

– А что там?

– Человечина, конечно! Однако без костей. Гарантирую, что ты не подавишься.

Бена вырвало. Она согнала его с ковра.

– Ковер, ковер мне загадил! Пшел вон с ковра, блевантин!

Бен изверг остатки тушеной говядины на пол пещеры.

– Прошу вас, не убивайте меня! – взмолился он. – У меня жена, дети и…

– Ой, бла-бла-бла! Знаешь, сколько раз я все это слышала? Семейные люди такие самоуверенные. Просто оттого, что у них есть семья, они считают себя людьми значимыми. А все такие скучные. Хоть бы раз кто-нибудь взмолился о пощаде и вскричал: «Спаси меня, Фермона! У меня нет детей, и я веду безумно веселую жизнь!» Но пока ни одного такого не нашлось.

Бен выпучил глаза.

– Я не единственный, кто прошел по тропе.

– Ты же видел мой двор при входе. Походит ли он на то, что ты первый джентльмен, постучавшийся ко мне в дверь? В похлебку идут только отборные куски.

– Я не знаю, как сюда попал.

– И не-е-е ду-у-у-умай. Ты перестаешь мне нравиться.

– А почему вам хочется меня убить?

– А почему бы и нет? Ты исключительно уязвим. А теперь давай-ка раздевайся.

– А если я откажусь?

Фермона нахмурилась и откинулась на гору трофеев. Затем она достала лист бумаги размером с большое окно и принялась рисовать.

– Хочешь посмотреть на матрицу своей смерти? – спросила она.

– Матрицу моей смерти?

Она перевернула лист бумаги и показала ему простую линейную схему.

– Видишь вот эту точку в левом углу? – спросила у него Фермона. – Это ты прямо сейчас. Ты уже практически выпал из схемы!

– Ой!

– Так вот, если хочешь умереть как-нибудь по-другому, тебе надо, сам знаешь, немного подыграть. И, по-моему, у тебя получится. Думаю, ты сможешь подвинуть эту точку чу-у-у-уточку вверх и вправо. Я в тебя верю. Многого не прошу. Просто хочется увидеть тебя нагишом. Так что давай. Снимай одежку. Вперед.

Бен вернулся на ковер и начал раздеваться: ботинки, штаны, куртка, свитер, термобелье… до трусов.

– Сложи-ка все свои пожитки ко мне в кучку.

Он положил к ее ногам все, кроме рюкзака.

– Ты кое-что забыл, – произнесла она.

Бен неохотно стянул с плеча рюкзак и швырнул его на гору трофеев.

– И трусы тоже, пожалуйста.

– А для чего такая необходимость? – поинтересовался он.

– Это строго для оценки. И не надо стесняться. Ну надо же, ты не… не возбудился, так?

– Нет.

– А ничего, если бы и да. Такое, знаешь, раньше случалось. Не бери в голову.

– Все ничего, и мне все равно.

– Ух, ты! Похоже, чья-то точка сползла еще дальше с матрицы смерти!

– Ладно. – Бен стянул трусы и предстал перед великаншей. Она мрачно кивнула и жестом велела ему снова надеть трусы.

– Видишь? Теперь-то не так все плохо, верно? Ты будешь вне себя от счастья, что мы это сделали. Все будет просто великолепно.