Когда она уехала из Эссо, он стал тянуться к ней еще сильнее. Звонил каждый час, регулярно навещал, проверял, не угрожает ли ей какая-нибудь опасность. Ксюша по-прежнему не могла поверить в то, что она его девушка. Годами она старалась казаться правильной, чтобы заслужить его внимание, но правильной не была. Искала способы обхитрить его, избежать слежки. Придумывала оправдания. Не слушалась.

Столько лет спустя Ксюша показала свой характер. Хорошо знать, что на самом деле она не тот человек, за кого себя выдавала после исчезновения Лили. Она именно такая, какую он боялся в ней увидеть. Неверная.

— Я скучал по тебе, — прошептал ей на ухо Чандер, пощекотав волосами ее щеку. Его тело, которое она так старалась обходить стороной всю неделю, оказалось совсем близко. — Все представлял тебя с Русланом.

Он поцеловал ее в щеку, потом ниже, Ксюша запрокинула голову, ей хотелось продолжения. Он прижался губами к ее шее. Она положила руку ему на затылок и удержала его.

Нельзя подавать вида, что что-то изменилось. Никто не должен узнать. Ксюша с Чандером по-прежнему встречались в коридоре за полтора часа до репетиций, только теперь они разговаривали, прижавшись друг к другу. Делились сокровенным.

— Жаль, что я не встретил тебя раньше, — как-то раз сказал Чандер. Раньше, то есть когда она училась в старших классах. До Руслана, он хотел сказать; но Руслан был всегда.

У Чандера сладкие губы. У Руслана настойчивые, с привкусом сигарет. Она знала вкус его губ по утрам, после выпивки или после ссоры — тогда его поцелуи горели; она знала их вкус и в приятные моменты, и в горькие. И любила его. У Чандера сладкие губы. Всегда. Они нежные. Пухлые. Зубы ровные, язык ищет ее язык и, когда находит, парень облегченно вздыхает.

Порой она сомневалась, а нравится ли он ей вообще, потому что к Руслану ее тянуло сильнее. Но этот вздох кружил голову. Один вздох, и она чувствует свою власть.

Счастлива ли она? И да, и нет. Не так, как раньше. Ксюша не могла вспомнить, что произошло с той девушкой, которая так усердно натирала полы в ноябре.

В памяти всплыли другие воспоминания, более давние. Каждый год, возвращаясь домой в последний день школьных занятий, она заставала отца. Как радостно снова увидеть его, ведь он столько месяцев пропадал в тундре! Однако его приезд означал и то, что на другой день они всей семьей уедут из Эссо пасти стада.

В начале лета оленеводы приводили животных ближе к селу, чтобы те ели мох под присмотром — в тридцати километрах от Эссо, а не в трехстах. И все равно, чтобы поспевать за оленями, Ксюшины родственники часами напролет ехали верхом по горам и равнинам. Когда она была маленькой, ее привязывали к седлу за пояс, и стоило ей задремать на широкой спине мерина, как отец будил, выкрикивая ее имя. Семья изо дня в день повторяла установленный порядок, и солнце следовало за ними. В десять лет ей разрешили взять в руки поводья и править самой. Лошади старели, с каждым годом шли все медленнее, а тундра не менялась — по-прежнему совершенно пустая.

Ксюша с тревогой ждала тех поездок. Родители всегда ругались, блуждая по равнинам с оленьими стадами. Кричали друг на друга из-за отцовского пристрастия к выпивке, здоровья деда с бабкой, своих невысоких ожиданий от будущего для сына с дочерью, из-за слабого рынка оленины, плохого отела, истрепанных шкур, из-за политиков, которые убивают их дело, отказываясь выделять на него субсидии. Все оставшееся лето родителям удавалось сохранить семью; по утрам отец грузил вещи на лошадей, если лагерь двигался дальше, по вечерам мать откладывала для него лучший кусок мяса, но с каждым годом долгие дни начала и конца сезона становились только мрачнее.

Летом после окончания школы Ксюша сказала родителям, что не пойдет с ними в тундру. Нужно как следует подготовиться к учебному году. Может, они разрешили ей остаться дома, потому что она никогда прежде им не отказывала? Удивительное дело! Это лето было первым и последним, когда ее никто не контролировал. Потом настало время Руслана.

Однако теперь, в Петропавловске, три года спустя, она задумалась о том, что упустила, не поехав с родителями в тот год. Вспомнила все, что видела раньше.

Черный с голубыми отсветами цвет ночи. Бескрайний желтый цвет дней. Хотя тогда она пережила столько отчаяния: приходилось разбивать лагерь под дождем, делая вид, что не слышишь, как тебя обзывают на эвенском, бороться с подступающей тошнотой от вони паленого меха, — это было самое запоминающееся время в ее жизни. Все повторялось: отец приезжал в село, вся семья ехала на пастбища, на месте Чега занимался с мужчинами, а Ксюша носила воду: она была в бабушкиной команде и помогала на кухне. Земля, которую олени объедали начисто за неделю, сборы, постоянные переезды всем лагерем верхом; бесконечный путь по многокилометровой тропе, которую олени проходили за год. Один день не отличить от другого; будто кто-то снова и снова ковыряет рану, превращая те летние месяцы в шрамы у Ксюши в памяти.

Члены семьи спали каждый в своей палатке, но для Ксюши с Чегой бабушка всегда оставляла место в юрте, где женщины готовили еду. После ужина она загребала жар, расстилала вокруг углей попоны и оставляла внуков отдыхать во внезапной тишине. Солнце не садилось раньше полуночи, но в юрте из-за дыма воцарялся полумрак. Ксюша с братом чувствовали, как запах пота смешивается с ароматом примятой травы.

Как-то раз она ни с того ни с сего проснулась среди ночи. В отверстие наверху юрты — шанырак — глядела луна. В метре от девочки сопел ее брат, тогда еще школьник.

Угли в очаге затрещали. Она перевернулась на другой бок. Угли почернели, но все равно потрескивали; Ксюша смотрела на них и не могла ничего понять. Треск усилился. Лишь минуту спустя она поняла, что это не угли. Мимо юрты идут олени. Погонщики решили пустить животных через лагерь. Ее разбудил шорох сотен мягких копыт прямо за стеной из шкур.

К чему вспоминать детство? Сейчас и без того забот хватает. Курсовая, экзамены, студенческая практика в банке на будущий год, о которой пообещала договориться девушка Чеги, а еще нужно позвонить домой: там ждут ее звонка. Руслан, если только она выдержит мысли о нем, а если не выдержит, то Чандер, обнимавший ее. Как он прижал ее к себе, и ее голова опустилась ему на плечо. Как он губами слегка коснулся ее волос.

Может, воспоминания нахлынули из-за того, что она очень старалась на репетициях. После тренировок Ксюша чувствовала знакомую горечь, какая бывает, когда носишь дрова, разводишь огонь, устанавливаешь и собираешь юрту. Или это из-за того, что она снова оказалась в компании местных — впервые с тех пор, как уехала из Эссо. А может, дело в танце погонщиков. Чандер выглядел нелепо с чаутом в руках. Чаут — орудие ее деда и отца.

Ксюша вспомнила семью, животных, назидания старших и домашние дела. Голую землю под ногами. Может, с высоты прожитых лет детство показалось ей простым: хотя Ксюше нравилось, когда ее целовали, в глубине души ей хотелось вернуться в прошлое.

Она бренчала на гитаре: делать домашнее задание не хотелось. Вернулась Алиса. Четверг, репетиции сегодня нет. Лицо двоюродной сестры разрумянилось на морозе.