Она поступила с болью в животе на двадцать восьмой неделе в сопровождении матери. Осмотрев пациентку, я подключаю ее к аппарату КТГ.

Тем временем ее мать выходит из палаты сделать то, что, наверное, мне следовало сделать часа четыре назад, – позвонить домой и узнать, как все проводят Рождество.

Когда будущая бабушка пропадает из поля зрения, пациентка Г. А. наклоняется и шепчет таким заговорщицким голосом, как будто собирается признаться, что на самом деле не ждет ребенка.

– Я не работаю там с июля, – говорит она.

От удивления я поднимаю бровь.

– Там слишком много суеты, слишком много стресса, это просто ужасно. С тех пор я вообще не работала там медсестрой, но никак не могу признаться в этом родителям.

Я прекрасно ее понимаю: чувство вины вкупе с чувством собственной несостоятельности. Она предала свой долг и подвела людей, которые столько всего вложили в ее карьеру.

– Я забеременела не из-за этого, но так у меня хотя бы появилось время подумать, что делать дальше…

Слыша приближающиеся шаги, она навостряет уши.

– Я просто скажу им, что после декрета решила не возвращаться.

В палату входит мама с новостями о том, кто победил в «Монополию», а также про ужасную пробку, в которую попал Брайан на М4 – мы замолкаем, словно в класс зашел учитель. Боль улеглась, и КТГ в норме, так что я отправляю пациентку домой.

Пять часов спустя, опаздывая на два часа, я еду на машине домой. Я покрыт жидкостями так, что мог бы посоревноваться со специализированными фетиш-клубами Берлина, и жалею, что у меня нет с собой нити, чтобы намертво пришить веки и не дать им тем самым сомкнуться. Тем не менее на моем лице улыбка: сегодня я помог появиться на свет шести здоровым детям у шести здоровых матерей. Эта работа по-прежнему многое дает, несмотря на все то, что отнимает: рождественские праздники, социальную и личную жизнь. Интересно, что я скажу своим родителям, если когда-нибудь решу уйти? Наверное, ничего. Разве может быть более железное оправдание, чтобы не отмечать Рождество у них дома? Разве что уход в армию[94].

Среда, 30 декабря 2009 года

– И как тебя зовут? – спрашиваю я десятилетнего мальчика, пришедшего с мамой в женскую консультацию.

– Спири, – отвечает он.

– Прекрасное имя, – говорю я.

Мне, как всегда, нет равных в общении с детьми. Дальше я его спрошу, кто больше всего ему нравится из ABBA или получил ли он на Рождество волчок.

– Это потому что я забеременела им, несмотря на установленную спираль, – оповещает его мать так громко, что даже слониха в Африке могла бы разродиться.

Четверг, 31 декабря 2009 года

Я не особый поклонник принудительного веселья, и на тех редких вечеринках, которые мне позволяет посетить работа, всегда придумываю оправдание, чтобы улизнуть пораньше. Мало что может сгодиться, чтобы уйти раньше полуночи в новогоднюю ночь. Однако пациентка С. В. прекрасно с этим справилась: у нее начались схватки. Более серьезное оправдание придумать было бы сложно. У нее на подходе близнецы, и на следующей неделе запланировано кесарево, но, судя по всему, ее детям не терпится появиться на свет прежде, чем осушат последний бокал с шампанским.

Она уже вовсю пыхтит, но шейка матки расширилась всего на пару сантиметров. Я говорю, что спешить особо некуда – мы проведем кесарево в течение ночи.

– То есть это может случиться ночью в любой момент? – спрашивает ее муж.

Я объясняю, что это зависит от того, что еще будет происходить в родильном отделении, чтобы у педиатрической бригады и анестезиологов было свободное время – но, если время будет поджимать, родильное отделение не так уж сильно загружено. Он смотрит на меня хитрым взглядом, словно собирается продать мне травки на выходе из станции метро, и спрашивает, можно ли принять роды в полночь. До полуночи еще два часа, и я отвечаю, что это вполне выполнимо. И снова этот заговорщицкий взгляд. Он что, намеревается съесть детей?

– Итак… теоретически, – говорит он, – один ребенок мог бы появиться на свет до полуночи, а второй – сразу после, чтобы они родились в разные годы?

Он смотрит на жену в ожидании реакции, и она соглашается, что это лучшая идея на свете. А все потому, что это действительно лучшая идея на свете. Как я могу ее не поддержать? Какой бы благодарной ни была моя работа, мне не устоять перед волнующей перспективой попасть на страницы местных газет в роли врача-акушера, который сумел преодолеть общепризнанные законы времени. На большую славу вряд ли стоит рассчитывать: я никогда не появлюсь в телевизоре.

Да и почему бы и нет? У обоих детей КТГ абсолютно в норме, и схватки не такие уж сильные. Не вижу никаких негативных последствий ни для пациентки, ни для ее детей, ни для своей врачебной лицензии. Лишь лучшая история из жизни на свете, а также пара близнецов, которым всю свою жизнь придется объяснять, почему они родились в разные годы.

Я договариваюсь с анестезиологами и хирургической бригадой, чтобы положить маму в операционную к половине одиннадцатого. Так будет достаточно времени для эпидуральной анестезии, после чего я смогу в нужный момент принять роды. Запас приличный: я могу достать ребенка меньше чем за минуту либо растянуть процесс на все пятнадцать, прижигая каждый крошечный кровеносный сосуд, чтобы не пролилось ни капли.

Поехали. Я уже мысленно придумываю, что скажу прессе, а также какой стороной лучше повернуться к фотографу. А у меня вообще есть рабочая сторона? Попросить ли их замазать круги под глазами или оставить для полноты образа «уставшего, но отважного врача»?

Я забыл, однако, что в родильном отделении ничего никогда не происходит по плану. Следует перевести это на латынь и сделать слоганом Королевского колледжа акушеров и гинекологов, а также повесить над каждой родильной палатой. Никогда не знаешь, выдастся ли у тебя во время дежурства возможность поесть или даже сходить в туалет, так что не понимаю, с чего я вообще решил, будто у этого плана есть шансы на жизнь. Кровотечение у пациентки в послеродовой палате, вакуум-экстракция в четвертой, а также обморок при мочеиспускании у парня пациентки из девятой[95]. Было уже полпервого, когда маленькие засранцы появились на свет.