Мадонна, этот ее крик… Трубку взял зять, мягкий и сдержанный Том Страйт, и Фрэнк смог наконец произнести все слова подряд и в нужном порядке.

Потом были дела, связанные с организацией поминок и похорон, народу было битком, друзья и коллеги плечом к плечу, церковь, пахнувшая плесенью и ладаном, давний любовник Лоррейн, пробравшийся на заднюю скамью. Довольно красивый тип, слегка взъерошенный, он едва сдерживал слезы – наконец разведен и свободен, в чем Лоррейн и созналась ровно за месяц до аварии. «Ты сам виноват, Фрэнк, ты вечно закрывал на все глаза, а мог бы все это пресечь, но не пресек». И вот он, этот тип, всезнайка-собаколюб, много лет назад продавший им нервного и недолго прожившего спаниеля. «Он сильный и знает, чего хочет, – разве я не заслуживаю счастья?» И теперь этот тип, проникший сюда точно тайный агент, пытался как-то совладать с собой и своим лицом, пока гроб катили по проходу.

Что до Кристи, то она рыдала, произнося надгробную речь, потребовала, чтобы Том и мальчики стояли на кафедре рядом с ней, – все трое высокие, бледные и тщедушные, они гладили ее по плечам, держали за руки. За то, что он к ним не присоединился («Папа! Ты нужен мне там, рядом!»), дочь так до конца Фрэнка и не простила.

И уже когда он думал, что худшее пережито, что он может вернуться в свой холостяцкий отныне дом и заново построить жизнь, прокурор попросил о встрече. Прошло три года, но Фрэнку до сих пор невыносимо вспоминать ту встречу – Джона Ширана в безликом офисе, его водянистые глаза, большое круглое лицо ирландского копа. Прокурор сидел за плохо сработанным, заваленным бумагами письменным столом. Справа от Фрэнка – его взвинченная дочь, слева – слава богу, всегда уравновешенный Том.

– Вы мне понадобитесь, мистер Дейгл, – откинувшись на спинку стула, объявил Ширан.

Живот его распирал пиджак, отчего прокурор немного напоминал безработного Санта-Клауса.

Фрэнк, как говорится, засучил рукава.

– Не знаю, смогу ли вам помочь, мистер Ширан. Учитывая обстоятельства.

– Ну что за ответ, папа? – возмутилась Кристи.

Они уже это обсуждали, еще дома. Она положила обе ладони на прокурорский стол, ее загорелые жилистые руки напряглись.

– Кристи, – погладив жену по напряженному плечу, тихо сказал Том, – спокойно.

– Вы верите в справедливость? – спросил Ширан. Он скрестил руки на груди, и Фрэнк вдруг почувствовал себя нарушителем.

Кристи пошла в атаку:

– Правильный ответ – «да», папа. «Да, мистер Ширан, я верю в справедливость».

На свет явилась худшая часть Кристи; как и у матери, у нее имелась и лучшая – отзывчивая, обаятельная, – но Фрэнк уже потерял надежду увидеть ту Кристи. Уж точно не сегодня.

– Да, – сказал Фрэнк. А что еще он мог сказать? – Я верю в справедливость.

– Отличная новость, – сказал Ширан, – потому что по отношению к вашей семье была совершена несправедливость, и я собираюсь это исправить.

– Он понимает, – сказала Кристи. – Спасибо, мистер Ширан.

– На самом деле это библейское, – продолжал Ширан, – страдания, которые бессовестная женщина по имени Вайолет Пауэлл причинила вашей семье. Не говоря уже о двадцати двух детсадовцах, потерявших любимую воспитательницу. Не говоря уже о законопослушных гражданах великого штата Мэн.

– При всем моем уважении, мистер Ширан, – заметил Фрэнк, – девушка не показалась мне бессовестной.

Он жалел, что был не в состоянии «развидеть» сцену, когда предъявляли обвинения: плачущая девчонка, ее задыхающаяся мать с посеревшим лицом и воспаленными глазами, которую крепко держала другая девушка, немного постарше. Другая дочь, наверное, догадался Фрэнк, и по тому, как она обнимала мать, нежно и отчаянно, он понял, что та не только убита горем, но и больна. По другую сторону от матери сидели еще две женщины, видимо, тетки девочки, лица у обеих были перекошены от возмущения, девочка это чувствовала, поэтому за все время судебных заседаний оглянулась на них лишь один раз.

– Папа, она плакала от жалости к себе, – сказала Кристи с ноткой истерики на одну-две отметки ниже предела для слуха любого человека, но пугающе отчетливо для слуха Фрэнка.

Фигурой Кристи пошла в мать, и так же была одержима фитнесом и обладала той же сверхъестественной способностью не слышать то, что слышать не желала.

– Девица убила мамочку. Не смей ее жалеть, ни йоты жалости! – Она промокнула лицо салфеткой, выдернутой откуда-то из-под завалов на прокурорском столе.

Том, дай бог ему здоровья, поймал взгляд тестя. «Нормально держишься, Фрэнк».

– Мне приходилось выступать обвинителем самых разных претендентов на «Оскар», – сказал Ширан, – но по сравнению с этой Мерил Стрип годится лишь на роль Третьего Пастуха в рождественском утреннике первоклашек школы Святого Патрика.

Фрэнк прикрыл глаза и задумался, представил только что обработанный стальной куб, почти разумное существо, материальный объект, он пел в его руках, он знал свои характеристики, возможности, пределы. Металл успокаивал его, всегда успокаивал.

– Папа, – с нажимом сказала Кристи, – не отвлекайся. – Даже в хорошие времена она говорила курсивом.

– Дорогая. – Это уже Том, и слава богу, что он здесь – его спокойный зять, человек с неизменным нейтралитетом.

– Мистер Ширан, – сказал Фрэнк, – если я правильно понимаю, вы просите меня отсидеть суд как бы в виде экспоната.

– «Экспонатом», мистер Дейгл, будет Вайолет Пауэлл, бессовестная женщина весом пятьдесят девять килограммов с уровнем алкоголя в крови в ноль целых восемнадцать сотых. Перевожу: пьяная в зюзю, ужравшаяся в хлам. Простите меня, мистер Страйт. – С утрированной невозмутимостью он сцепил мясистые пальцы. – Вайолет Пауэлл, думая лишь о собственных развлечениях, приняла решение сесть за руль машины своего бойфренда. Решение это она приняла сама. Под воздействием пока не установленной дозы окси, о которой вы еще услышите на суде, она, двигаясь на юг по Шоссе 88, пересекла разделительную линию в тот самый момент, когда ваша законопослушная супруга, двигаясь на север по Шоссе 88, ехала в универмаг «Л. Л. Бин», чтобы вернуть джинсы классического покроя, размер два. Вайолет Пауэлл совершила эти действия по своей доброй воле, и любой порядочный человек хотел бы знать почему. – Он помолчал. – Почему? – Тут он развел руки в стороны для заключительного аккорда. – Потому что ей так захотелось, мистер Дейгл. – И он выпучил водянистые глаза. – Ей так захотелось.

Ширан напоминал Фрэнку какого-то актера – из тех, кто играет одних и тех же персонажей в веренице разных фильмов, и, пытаясь вспомнить имя актера, Фрэнк осознал, что Ширан тоже актерствует. Это был спектакль, и прокурор ожидал аплодисментов или что там в этом номере программы окажется им заменой.

– Папа, ты хоть слушаешь? – Он слышал сопение Кристи возле своего правого уха, и это разрывало