ныне его жена, какую бы тварь божью ни населяла теперь ее душа, он желал ей мира, пусть он, да простит его Бог, и не мечтал вернуть ее к жизни, ведь сколько горя и смятения чувств он пережил. «Однако я был предан ей до конца, – думал он. – Отсиживал там день за днем, зная то, что знал. Они жалели меня, как им и было положено, они назначили цену, которой я не хотел, и девушка поплатилась».

Глава 11

Харриет

– Погоди-ка, – сказала Софи, – одну секунду.

Она бросила сумку на стул, но промахнулась и подошла к Харриет, которая стояла у плиты и помешивала ризотто.

– Ты что, пригласила на ужин заключенную?

– Да, пригласила.

Ризотто пах восхитительно, розмарин и грибы, любимое блюдо Лу. Почти двадцать лет ушло у нее на то, чтобы расширить вкусовые горизонты мужа, любившего мясо с картошкой. Теперь она жалела обо всем том, что ему никогда уже не доведется открыть для себя, – он умер, не успев попробовать ни козьего сыра, ни вяленых помидоров, ни тапенада. Его поздняя зрелость была бы полна удивительных открытий.

– Ты же обещала быть осторожной, тетя Харриет.

– Ничего подобного я не обещала. – Харриет отодвинула племянницу в сторону, чтобы достать соль. – Кстати, она не заключенная.

– Ну бывшая. – Софи все крутилась возле Харриет, распространяя запах духов и мусса для волос, но тут звякнул мобильник, она взглянула на экран и отошла.

– Не говори кузинам, – предупредила Харриет.

– Это Луис, – ответила девушка. – Мы идем в кино.

На ней был один из ее легкомысленных «мятых» топов с цветными всполохами, а к нему – оранжевые сапоги, в которых она щеголяла месяцами.

– Хорошо вам провести время, – сказала Харриет. Племянница снова к ней придвинулась. – Рукав подпалишь, – предупредила Харриет.

Софи отступила, принялась тыкать в экран телефона.

– Я думала, что есть правила.

– Я думала, что мы с этим разобрались.

– Я отозвала кузин. Ты должна сказать мне спасибо.

Харриет поняла, что ни в какой сговор девчонки не вступали. Это Софи забила тревогу и растравила ее дочерей, заставив волноваться по поводу «доверчивого» материнского характера. Раз в неделю они звонили, чтобы сказать, что любят, спросить совета в отношении детей и мужей, посетовать на работу, друг на друга и на английскую погоду. Энни и Эллен считали, что мать должна волноваться за них, почти в пяти тысячах километров они упрямо оставались ее маленькими девочками. Им еще предстоит научиться любить мать по-взрослому.

Мыслью о том, что дочери и племянница сговорились, она просто-напросто льстила себе.

– А можно мне остаться на ужин? – спросила Софи.

– У тебя же планы.

– Уже отменила. – Софи помахала мобильником.

– Я тебя не приглашала.

– Но я здесь живу.

Харриет рассмеялась.

– Оставайся, если обещаешь хорошо себя вести.

– Почему ты думаешь, что не буду?

– Потому что ты дочь своей матери. – Она наставила деревянную ложку на Софи. – Меня не нужно защищать от приглашенной на ужин гостьи. Это она нуждается в защите. От всего мира. – Харриет постучала ложкой по краю кастрюли, протянула Софи: – На, мешай.

Софи отложила телефон и, задумчиво сощурившись, принялась помешивать.

– Знаешь, что я думаю?

– Ой, лучше не начинай.

– Что не начинать?

– Проявлять свое назойливое упорство. Ни один атом в твоем характере не претерпел изменений с тех пор, как тебе было три года.

Софи фыркнула.

– Если уж говорить о постоянстве характера, думаю, что твоя гостья – это запасной вариант, чтобы заполнить опустевшее гнездо.

– Ты мешай, мешай, – сказала Харриет.

– Я была первый вариант.

– Ладно, возьму твою идею на заметку, Софи. – Харриет с шумом рылась в ящике с серебром. – Только она нелепая.

– Сколько ей лет?

– Еще ребенок. Моложе тебя. Мешай.

– Ты знаешь, за что она сидела?

Харриет протянула ей полную руку столовых приборов.

– Если не можешь справиться с помешиванием, тогда накрой, пожалуйста, на стол.

– Ага, ты знаешь. – Софи удалилась в столовую. – Если она младше меня, то долго просидеть не могла. Наркота? – крикнула она.

Харриет прислушивалась к беспорядочному звону ножей и вилок. Софи накрывала на стол, как плохой жонглер, и тем не менее этого хаотичного звяканья ей тоже будет не хватать.

– Может, открыть вино? – опять появившись на кухне, предложила Софи. Умница.

– Вина не будет, – сказала Харриет.

– Понятно… Управление транспортным средством в нетрезвом виде? – Софи резко выдвинула ящик с салфетками. – Что-то такое без особых жертв? – Она достала салфетки и пошла в столовую. – Ну скажи же, тетя Харриет! Осуждать не буду. Это не в моих привычках.

На самом деле оценочными суждениями Софи можно было заполнить нефтяной танкер, и по характеру она подходила не для социальной сферы, а для налогового права, контроля качества выполненных работ или для Департамента транспортных средств. Но у нее было доброе сердце, и Харриет надеялась, что расположение к слабым благополучно проведет ее по неверно выбранному пути. Люди часто выбирают не те дороги, но для многих все заканчивается хорошо.

– Обещаю хорошо себя вести, – вернувшись в кухню, сказала Софи.

– Рада слышать. – Передав ложку Софи, Харриет взяла ключи от машины.

– Ты куда?

– За нашей гостьей, которую зовут Вайолет Пауэлл. – Харриет указала на мобильник племянницы, лежавший на столе среди приправ: – А ты пока наведи справки у своей игрушки, тебе ведь невтерпеж. – По дороге к двери она мимоходом погладила Тэбси. – И ради бога, следи за ризотто. Мы будем минут через пятнадцать.

– Не стану я ее гуглить, тетя Харриет! – крикнула Софи, когда Харриет уже закрывала дверь.

Подъехав к дому Вайолет, Харриет увидела, что та ждет на улице. Аккуратная блузка с юбкой и балетки, в руках прежняя потертая джинсовка и баночка джема дорогой марки.

– Я не знала, что принести, – садясь в машину, сказала девушка. – Надеюсь, вы любите чернику.

– Это прекрасно, Вайолет, – сказала Харриет, – но совершенно не обязательно.

– Я даже хотела связать вам птицу.

Харриет засмеялась, и всю дорогу до дома они болтали. Когда машина затормозила, Вайолет подалась вперед, рот у нее приоткрылся.

– Ух ты, Буки, – сказала она, когда они ступили на подъездную дорожку. – Точно как вы описывали.

– Правда? – Харриет провела Вайолет в прихожую дома, который вдруг показался ей несуразным.

Слишком высокие потолки, слишком просторные комнаты, слишком толстые ковры, слишком живые воспоминания. На приземистых буфетах и комодах – тяжелые рамки с фотографиями, громоздкие реликвии ее прошлой жизни.

– А вот и напольные часы, – с благоговейным трепетом сказала Вайолет. – С фазами Луны. Ой, и дверная ручка в виде львиной головы.

Она с жадным интересом осматривалась, глаза ее обегали комнату от пола до потолка, пока не остановились на