– Кристи, я любил твою мать, – сказал он и уронил лицо в ладони.

Невзирая ни на что, это была правда. Он женился на волевой женщине из энергичного семейства, державшего бизнес по утилизации металлолома. Она хотела пять детей. Пять! Пожалуйста, согласился он, на здоровье, и это было искренне: отец пятерых детей – ну здорово же, но осуществиться тому было не суждено, и Лоррейн винила его. Не словами, а тем, с каким остервенением она растила Кристи, тем, что за годы очерствела и ее энтузиазм остыл, как остывали материалы, с которыми он работал изо дня в день. В начале их брака Лоррейн была как свинец, мягкая и податливая, гибкая и отходчивая, но с годами преобразилась в высокоуглеродистую сталь, став прочной, твердой и износоустойчивой.

Однако Фрэнк ведь не из тех, кто боится трудностей. Он любил Лоррейн такой, какой она была, как бы она ни преображалась за годы их совместной жизни. Он с самого начала замечал признаки жесткой и выносливой женщины в мягкой любящей девушке, на которой женился. И если он сразу почувствовал жесткую женщину в мягкой девушке, разве не было само собой разумеющимся, что если как следует постараться, всегда можно найти мягкую девушку в жесткой женщине? И если бы он мог сейчас найти ту мягкую девушку, разве это не разбило бы ему сердце?

Часы тикали, отбивая секунды, но он не шевелился, уединившись за ладонями, чашей закрывавшими его лицо.

– Папа?

– Мистер Дейгл? – Ширан шумно отодвинулся на стуле, колесики скрипнули. Пара капель смазки не помешала бы. – Мистер Дейгл.

– Мы точно не знаем, ехала она возвращать джинсы или нет, – подняв голову, сказал Фрэнк. – Просто для ясности.

Кристи резко повернулась к нему. У нее было точеное лицо Лоррейн с ее же непримиримым выражением.

– Джинсы лежали на пассажирском сиденье, а чек в сумке, мамулечка мне сказала, что они сидели как-то не так, что бедра в них выглядели странно! Крой этих джинсов не для стройных женщин! – Она развернулась к мужу: – Что он себе думает?

А Фрэнк думал: «Кристи, тебе сорок лет. У тебя два почти взрослых сына. Пожалуйста, перестань называть ее мамулечкой». Но вслух он сказал:

– Если уж мне придется сидеть в зале суда, чтобы все на меня пялились, я хочу, чтобы информация была достоверной. Вот и все.

– Папа, Вайолет Пауэлл ехала по встречной полосе. Это для тебя достаточно достоверно? Мамулечка совершила маневр, чтобы не нанести ей повреждений! – Кристи снова повернулась к Джону Ширану, у которого, видимо, случился короткий сбой в его актерстве.

Фрэнк ощутил непрошеный привкус победы. Лоррейн регулярно обвиняла его в том, что он вечно всем уступает, но на самом деле уступал он обычно только ей.

– Давай выслушаем папу, Кристи, – негромко сказал Том.

Фрэнк почувствовал, как на плечо легла ободряющая рука зятя.

– Выслушаем? – взвизгнула Кристи. – Выслушаем что? Он говорит как безумец!

Фрэнку невольно пришло в голову, что перед судом дочь наверняка отправится по магазинам, чтобы купить самую подходящую случаю одежду. Ее скорбь была подлинной, ярой и пробирающей до костей, и она все бы отдала, чтобы вытащить мать с того света. Но была в ее натуре и другая сторона, которая желала всеобщего внимания в зале суда. Кристи и в горе хотелось покорять.

– Прости, Кристи, – сказал Фрэнк. – Я же ничего не говорю против твоей мамы.

– Мистер Дейгл, – неубедительно начал Ширан, – мы не станем просить вас выступать с заявлением, если вы не в силах. Многие потерпевшие не в состоянии выступать в суде.

– Он сделает все, что требуется! – отрезала Кристи. – Мы все сделаем. Сейчас папа не понимает, что говорит, у него шок.

Ширан всплеснул руками:

– Присяжные падки до подробностей, до историй! Мне все равно, ехала ваша жена возвращать негодные джинсы или на танцульки. Суть в том, что человека, воспитательницу детского сада, невинную душу, занимавшуюся обычными повседневными делами, отобрали у родных и любимых, не дав даже сказать последнее «прощай», и это результат безответственных действий Вайолет Пауэлл, которая заслуживает максимального наказания в соответствии с законом.

Кристи испепеляла отца фирменным взглядом Лоррейн, а Фрэнк думал, что Ширан явно пустил в ход нечто вроде гипноза, беспрестанно повторяя «Вайолет Пауэлл» рядом со словами, которые являются синонимами выражения «порочная личность». Однако сам Фрэнк вовсе не считал, что слово «безответственная» такое уж точное. Сам бы он сказал «молодая».

– Мистер Ширан, – устало вздохнул он, – вы можете обратить внимание присяжных на суть происшедшего, не рассказывая в зале суда, что моя жена возвращала джинсы, если вы этого не знаете наверняка.

Зачем он вообще согласился на эту встречу? Он ожидал увидеть четкого и невозмутимого прокурора, похожего на Тома, а не этого захолустного спесивца, по сравнению с которым Кристи и Лоррейн – дилетантки по части лицемерия. Он был в меньшинстве, его обвели вокруг пальца, обставили – дежавю тех времен, когда Кристи была ребенком.

Кристи распрямилась.

– Я не могу это слушать! – Она выставила палец, лак на ногте был оттенка «красный Дракула», дочь и Лоррейн покупали одну и ту же косметику. – Мне требуется передышка. – И она взвинтилась со стула – если может «взвинтиться» сорок семь килограммов сухожилий.

Том дружески сжал плечо Фрэнка и вышел из комнаты вслед за женой.

Дверь за ними закрылась. Ширан тут же уловил момент.

– Фрэнк, вы рады, что ваша жена умерла?

Фрэнк открыл рот. Он хотел сказать «нет», но обнаружил, что не может, жаркая волна стыда обдала его с ног до головы и осталась тлеть внутри болезненным жжением, которое он принял как должное.

– Не всплывет ли, что вы ее били?

– Что? Нет!

– Не давали ей в челюсть время от времени, не колотили головой об стену?

– Нет! Разумеется, нет! Что за черт…

– Тогда что вы имеете против проклятых джинсов?

– Я люблю точность. Вот и все.

– Хорошо, – насупился Ширан. – Тогда я скажу, что ваша жена ехала во Фрипорт с пакетом на сиденье, в пакете лежали джинсы классического покроя, размер два. Пусть думают что хотят. Я не пытаюсь сделать лжеца ни из вас, ни из Лоррейн, ни из кого-либо еще.

– Спасибо. Я просто хотел это прояснить.

– Ясно как день.

Брайан Деннехи, вот как звали того одаренного актера.

– Я, Фрэнк, стараюсь восстановить картину. Стараюсь рассказать историю, причем историю определенного типа, для двенадцати зрителей. Обрисовать человеческую трагедию, которая отзовется в сердцах людей благодаря мелким деталям. Мы хотим, чтобы присяжные представили себе, как воспитательницу детсада второго размера подминает под себя одна тысяча восемьсот килограммов металла. И еще мы хотим,