— Ну все, — прошептал он, отнимая меня от плеча. — Никуда я не уйду, поняла? Говори, что хочешь, я останусь.

Ладонями он вытирал мои слезы, целовал влажное лицо. Я была на грани истерики — из-за того, что смирилась с крушением надежд, попрощалась с мужем. Всхлипывала, долго не могла успокоиться, и Андрей гладил, дышал со мной, глядя в глаза, целовал. Не так, как вчера. Хотел успокоить, облегчить боль. Он знал, как тяжело даются потери.

— Если бы знал, в первый раз бы не ушел.

В нем читалось раздражение на самого себя и мужской инстинкт, что толкает понравившуюся женщину любым способом затащить в постель. Мы пережили одно и то же, это больше, чем влечение. Если подумать — влечение вообще пустяк. Оно не имеет никакого значения, когда речь идет о настоящих чувствах. Жаль, это мало кто понимает.

— Посмотри на меня.

Сухие ладони на щеках были упрямыми. Он смотрел в наполовину закрытые глаза, рассматривал приоткрытые губы. Я дышала тихо, почти невесомо. Кажется, прежде чем взглянуть на меня, Андрей хотел что-то сказать. Но передумал. Приблизил лицо, словно был готов поделиться тайной. Теплые пальцы перебирали волосы и гладили за ушами.

Мы не имеем права друг друга судить, мы оба жили, как могли, и нас судьба хорошо кидала — через боль, потери, ошибки. Мы оба обожжены, покалечены. Неважно, кто он, какое у него прошлое, есть ли у него девушка и насколько опасно меня защищать. Неважно, что я ничего не обещала. Его любовь и страсть укрывали плащом, под которым можно спрятаться. Скоро я уезжаю. И он знает, что вряд ли вернусь. Когда я в первый раз уехала, ему было больно. Бегство от звериной тоски толкнуло обратно в криминал, в среду, где Андрей жил до меня.

Он подался вперед, хватая ртом мои губы. Страстно, смело, отчаянно. Ему нечего терять — скоро мы расстанемся. И не нужна ему Даша. Безразлична судьба парней из группировки. Ему только я нужна. Только я бужу эмоции. Он давно мной владеет. Страсть, с которой он ограждает меня от всех, прячет в тайных квартирах — это тоже обладание. Не физически, но иначе. И сейчас эти чувства вылились в долгий взаимный поцелуй. Я закрыла глаза, теряя себя в темноте чужой квартиры. Наши языки сплелись опьяняюще нежно и я обхватила его лицо. Я ощущала, как в такт поцелую движется тело — Андрей прижался ко мне. Едва пробившаяся щетина царапала ладони. Он гладил шею и открытые плечи. Я не знаю, какой он в сексе, но чувствовала, что в прелюдии это опытный мужчина — он очень, очень хотел меня соблазнить.

Во рту у меня мятный вкус и полно слез. А поцелуй с Андреем похож на перец. Жжет, но не останавливаешься.

Я запрокинула голову, он начал целовать шею, спустился к ключице, все медленней с каждым поцелуем. Дыхание пекло кожу, а меня трясло, как в лихорадке. Андрей выпрямился. Руки спустились на бедра, он оттеснил меня к окну и легко посадил на подоконник. Подавив вскрик, я обернулась, обняв его за шею. Створка прикрыта, но седьмой этаж…

Я смотрела через плечо, пока Андрей не повернул к себе лицо, без разбору целуя подбородок, шею, губы и проникая языком в рот. Он действовал мягко, но неотвратимо, не давая думать и сомневаться. Каждая секунда — новый поцелуй, новая ласка. Еще не откровенная, их очередь придет не скоро. Я обняла Андрея за шею, отвечая языку и непослушным губам. С первого спонтанного поцелуя мы ни разу не остановились. Я даже не уверена, что в этом было что-то сексуальное, но горячее, полное чувств — безусловно.

— Не бойся, любимая, — прошептал он, целуя мочку уха. — Позволишь снять рубашку?

Он знает, я давно ни с кем не была, кроме мужа. Немного отстранившись, Андрей расстегнул пуговицы до середины и стянул через голову, как в прошлый раз. На мгновение взял меня за щеку, словно боялся, что отвернусь, испугаюсь, снова убегу. На запястье, прижатому к подбородку, я ощущала, как бьется возбужденный пульс.

Мы жадно пожирали друг друга глазами. Андрей искал подсказки. Если все, что случилось до этого, можно было объяснить заботой, попыткой успокоить — пусть мы немного потеряли голову, то теперь решали, как далеко можем зайти. Как женщина и мужчина, случайно оказавшиеся в объятьях друг друга и осознавшие, что готовы к большему.

И мое желание, как солено-сладкий привкус карамели, было противоречивым. Он всегда дико хотел меня. А когда кто-то помешан на тебе, то за чертой плотской любви возможны два варианта. Андрей получит свое и потеряет ко мне интерес или… еще сильней погрузится в одержимость.

На груди, покрытой шрамами, играли отблески уличного света. Андрей тяжело дышал, в квартире не жарко, но по коже скатилась капля пота. Он не торопил меня. Большими пальцами гладил подбородок и смотрел на губы.

— Между нами много общего, ласточка. Мы теряли близких. Понимаем друг друга, — хрипло шептал он. — Я тебя не предам, никогда не брошу…

Он гладил губы, уговаривая принять его.

— Ты очень красивая, — прошептал он, вновь наклоняясь к моему рту. — У такой женщины должен быть мужчина, Дина. Ты не создана быть одна.

Он прикоснулся к губам. Первый. Это был первый поцелуй, полный секса и влечения. Животного огня. Андрей себя контролировал, но каждое движение наполнено таким напором и мужской уверенностью, словно под кожей он состоял из чистой энергии.

Я в его руках обмякла, когда он прижал меня к себе. Нелепо растопырив руки, застыла, отдаваясь глубокому поцелую. Мне не хотелось инициативы. Мне хотелось, как он и просил, полностью ему довериться. Отдаться, позволить себя пожалеть. С Андреем все будет иначе. Это не Эмиль, но я и не хочу этого.

Моего мужа больше нет, я разбилась в осколки, с трудом собрала себя и восстановилась, на мне остались трещины — я стала такой же обезображенной, хрупкой, как разбитая ваза. Моя душа в уродливых шрамах и ожогах. Я не вынесла бы страсти, любви на разрыв и таких чувств, как были у нас с мужем… С другими — никогда. Я навсегда сохраню ему верность в уголке черного сердца. Он владел моей душой, телом, моим разумом, разрывал в клочья каждую ночь… Терзал воспоминаниями. Как демон являлся ночью и серебряными когтями полосовал сердце, пока от него не оставались лохмотья. Я всю боль выплакала черными слезами, внутри ничего не осталось — сухая пустыня. Эмиль так долго там царил, что после него все угасло. Я больше не хотела сумасшедших чувств. Мне нужна живая страсть, спокойная любовь, они помогут зарастить раны на сердце.

Я была рада, что на кухне темно, и я слышу только свои вздохи, когда Андрей целует шею, шорох платья, когда расстегивает на спине молнию. Темнота — это спасение. А если закрыть глаза, то я, запрокинув голову, не увижу случайно лицо мужа в сплетении света и теней на потолке, мне о нем ничего не напомнит. Можно только чувствовать — а чувствовать есть что. В Андрее появилась ласковая медлительность. Из пальцев исчезла дрожь, они стали спокойными и чуткими.

Я зарылась в мягкие волосы на затылке и выгнула шею, словно предложила — кусай. Кусать он не стал. Покрыл поцелуями каждый сантиметр шеи и плеч. У меня было неглубокое декольте, но я ощутила в ложбинке дыхание, когда Андрей наклонился. Он накрыл правую грудь ладонь, разминая. В движении были сила и нежность одновременно. Я ощущала его пальцы, словно была голой и между моей грудью и его рукой не было ткани.