…Нужно поосторожней с головой...

Вообще-то его сюда не амуры с блогершей крутить отправили, а прямо наоборот. Как ни привлекательна чисто по-женски Альбина Яницкая, да только на чужое Штык никогда не зарился. И начинать не стоит. Довольствоваться чем-то попроще в ее компании не выйдет, нужно себе признаться. Но и эти игры в горячо-холодно нужно прекращать. Всё. Он здесь тень. Его здесь нет. Это всё это ему приснилось. Самое время проснуться и вернуться в реальность.

Избавляясь от наваждения, он освежил лицо водой, шумно пфыкнув в ладони. Штык честно отсмотрел последние новости в мире и спустился.

На улице стоял знакомый по приезду микроавтобус с рыбкой на борту. Внутри одиноко сидел бурундук Вовочка и тянул шею в сторону входа, отчего походил на гуся.

— Что, вдвоем едем? — полюбопытствовал Леха.

— Да просто все опаздывают, — отмахнулся бурундук.  

— Что, все опаздывают? — эхом поинтересовался Валентин.

Курортный хлыщ был одет во всё светлое. Льняная рубашка контрастировала с загорелым лицом и подчеркивала выгоревшие волнистые пряди. Метросексуал, ёлкить. Леха вспомнил, как они с парнями обсуждали эту голубоватую категорию псевдомужчин. Меньше всего он ожидал, что будет воспринимать подобную особь как соперника.

…Какой соперник, к чертям собачьим? Это олигарху Тяжелкову он соперник. А для Алексея — условный противник.

— О, я не последняя? — радостно впорхнула в автобус Альбина Яницкая.

Они что, договорились?

Блогерша тоже была одета в небелено-светлое: джинсики, идеально сидящие на подкачанной попе, и свободная кофточка. Через плечо — спортивного вида сумка.

— Нет, пока только половина, — успокоил ее Валентин.

— Привет! — блогерша устроилась на соседнее с Алексеем сидение, локоть к локтю.

Будто рядом других свободных не было.

Сразу стало душно, и Алексей пожалел, что не в рубашке. Там хоть пуговицы можно было бы расстегнуть.

— Ты так быстро позавтракал, — попеняла Яницкая на «ты», хотя Маркелов точно помнил, что на брудершафт с нею не пил. Он бы такое не забыл.

— Армейская привычка, — отговорился Штык.

— А где ты служил? — мило улыбаясь, спросила Альбина.

— Где только ни служил, — совсем не соврал Леха.

— А в каких войсках? — не заметила намека блогерша.

— На чью разведку работаете? — Штык выразительно склонил голову.

— Фи, — фыркнула кошка и отвернулась в другую сторону.

Леха вернулся к окну и усмехнулся краем рта. Победа в небольшой перепалке взбодрила лучше, чем утренний кофе. 

— Доброе утро! — в салон поднялась Евгения. Обычная, в общем-то, Евгения. Когда без феи-крестной.

Нестройный хор был ей ответом.

Женя поднялась достаточно, чтобы увидеть, кто с кем сидит, и на ее лице мелькнуло выражение досады. Ну, прости, Женя. Сегодня не твой день. Твой день был вчера. 

Девушка села в самый конец микроавтобуса на ряд одиночных сидушек.

— Я же говорила, что не опоздаем! — В салон поднялась всё еще недовольная Софочка.

— Без нас не уедут, — заметил Сава. Он стоял у автобуса и подтягивал джинсы за шлевки.

Бешеная Белочка оглянулась в сторону мужа, будто ежом одарила, и уселась рядом с бурундуком Вовой. Зубков же поднялся в салон степенно, как ледокол "Ленин" в Белое море.

— А где все? — спросил он у Альбины, плюхаясь на сидение за ней и вытягиваясь вперед.

— "Все" кто? — уточнил Алексей.

Его коробило поведение Зубкова. В конце концов, не приставляли же к его голове пистолет, когда он брал в жены свою Сонечку? Вести себя так по-свински с супругой не красит мужика, даже если она — Бешеная Белочка..

— Ну еще же не все? — Сава откинулся на спинку кресла и опустил ее назад. В проходе, возле коленей Али, показалась его туфля: он уложил ногу на ногу.

— По-моему все, кто хотел, уже пришли! — рявкнула в его сторону милая девочка Сонечка.

— Отнюдь. А как же наш добрый друг Кирилл? Не могу поверить, что он отказался от такой замечательной экскурсии. Правда, милочка? — Зубков потянулся назад и с видом заправского купца приложился к руке Евгении. — Вчера вы были просто чудо как хороши.

Алексей скорее почувствовал, как сжались у бухгалтерши губы.

— Она и сегодня хороша, — возразил галантный Валентин, мягко улыбаясь пострадавшей.

— Савелий Иванович, — поднялся с места Владимир, — почему вам так нравится притеснять женщин? Я считаю…

Что (или кого) считал бурундук, никто никогда не узнает, потому что в этот момент Женя вскочила с места кометой, промчалась по салону и выскочила из микроавтобуса.

Алексей даже не успел понять, в чем дело. Всё же женщины, в отличие от Устава, сущности эфемерные, хрупкие, грубым мужским мозгом непознаваемые. Штык смотрел в окно, потому видел, что стремительный побег Евгении был прерван столкновением с Кириллом.

— Вы что-то забыли? — спросил он, поймав девушку в свои объятия.

— Пустите! — вырвалась бухгалтерша и умчалась куда-то в сторону моря.

— Что с ней случилось? — разделил Киря непонимание Маркелова, поднявшись по ступенькам.

— Наверное, по-женски что-то, — предположил Сава. — Дурость, например, — пробормотал он под нос.

— С ней Савелий Иванович случился, — наябедничала его супруга.

— Я схожу за ней, — предложил Валентин и стал подниматься с гидовского места.

— Оставьте ее в покое! — влез Сава. — Проплачется и успокоится. К обеду как живая будет.

— Я ее найду, не переживайте, — произнес Кирилл.

— А вы разве с нами не поедете? — удивился Зубков.

— Нет, я как раз собирался сказать, что передумал, — ответил ему Киря. — Счастливо отдохнуть, — он спустился вниз.

Белочка Соня, напротив, встала, обернулась и уставилась долгим взглядом на мужа. Штык тоже посмотрел на Зубкова. Тот сидел, откинувшись в кресле, и хотя физически Сава был сейчас ниже, смотрел он на жену свысока, с довольной ухмылкой человека, который знает, что весь мир вертится под его дудку. Или вокруг его дудки. Вертел он, в общем, этот мир. Не было у мира шансов.

— Я тоже остаюсь, — заявила Соня. — Пойду найду ее, успокою.

Тут Алексей осознал, насколько бедное у него воображение. Белочка Соня успокаивает бухгалтершу Женю. Нет, это невообразимо.

Тем не менее, девушка действительно направилась на выход.

— Подождите! — воскликнул ее друг-грызун. — Как же так?!

— А я и не хотела ехать, — заявила Зубкова, бросив торжествующий взгляд на мужа.