Он сбросил в портсигаре – опять неудачно.

Туман поднялся высоко.

Куда же шел пароход? К материку или от него?

Я снова обернулся к другу:

– Как ты думаешь?

– Куда угодно, только веди в одну сторону.

Я взял направление на центр корабля, поставил ручку и педали нейтрально и бросил управление.

Аппарат, не управляемый мною, вздрогнул, черпнул носом и стал кренить вправо, к корме идущего парохода.

Судьба наша была решена.

Добавив крен, я тронул правую педаль, и «Спад» пошел по следам парохода в им самим выбранном направлении, оставив пароход далеко под хвостом.

Туман поднялся на 200 метров.

Сейчас я следил только за компасом и вел «Спад» по прямой линии.

Оглянувшись, я парохода уже не увидел: он исчез за горизонтом, оставив на поверхности моря черную дымовую ленту.

Мы опять остались одни.

Шли мы к берегу или на простор, в глубину моря, мы не знали. Шли только вперед и больше ничего. Мотор ласкал слух монотонным пением, свежий морской ветер свистел в ушах, мгновениями появлявшееся солнце ярко отливало в темных водах Черного моря, а впереди, за спиной и с боков – одна и та же безбрежная водная равнина.

* * *

Еще несколько минут мы напрягали зрение.

Солнце почему-то светило справа, и если мы не вышли из пределов полуострова, то должны были наткнуться на землю, если, конечно, хватит бензина.

Какое же море под нами: Черное или Средиземное?

На плече я почувствовал легкое прикосновение перчатки своего друга.

– Что?

– Кажется, дымки справа.

Я взглянул в указанном направлении.

Рядом с козырьком, над капотом показались три полоски дыма от идущих пароходов и несколько мелких точек.

Над палубами судов ритмически появлялись беленькие пятнышки, и вскоре до нас донеслись отдаленные орудийные выстрелы.

Когда мы поравнялись с кораблями, они изменили направление и поплыли обратно вместе с маленькими суденышками.

Это были, как мы после узнали, миноносец, две канонерки и казенные катера, вышедшие в море на поиски пропавших в тумане пилотов.

Нас искали.

Впереди обрисовалась желтенькая береговая линия, к которой мы тянули с небольшим углом и на малом газу.

А спустя пять минут наш костыль уже бороздил поверхность аэродрома и «Спад» остановился в двух саженях от ангара.

Нас шумно встретили, горячо пожимая руки, все искренне радовались благополучному возвращению. Было очень весело, и все от души хохотали, слушая о встрече с пароходом, но когда на вопрос: много ли осталось запаса бензина, – я посмотрел в контрольную трубку и открыл бензиновый кран, все перестали смеяться.

Из отводной трубки показалась блестящая струя бензина, затем ряд пузырей и… бензина больше не было ни в одном баке.

НОЧЬЮ

– Как я разбился, спрашиваете? Хм, очень просто. Раз – и ваших нет! А если вы хотите, чтобы рассказ мой вышел подробным и картинным, то налейте сначала коньяку вон в ту рюмку и придвиньте ее поближе: я взял бы сам, но, видите, правой руки у меня нет, а левая еле слушается. Вообще, знаете ли, я в настоящий момент похож на самовар в полуде: ни ручек, ни ножек; одна сердцевина, так сказать, осталась. Так будьте здоровы! Эх, добрый коньяк! Внутри, как рубанком, строгануло.

Да-с! Этот случай, который сразу вычеркнул меня из списка людей и поставил в разряд пресмыкающихся, произошел на закате августовского дня и закончился темной ночью. Ночью на всю мою жизнь. С тех пор я – колченогий и безрукий калека.

Началось обычно – прилетом германского истребителя. Пролетел над нами, повертелся на месте, высмотрел и потянул в тыл, к железнодорожному мосту. Ну, ясно: на рассвете, стало быть, жди гостей, которые будут гвоздить здесь и там бомбами. А почему, думаю, не задать ему трепки? Командир разрешил. Выкатили машину, завели мотор, и через минуту я кругами набирал высоту.

А вечер? Боже, что за вечер! Багряный закат, полоски расплавленного золота, бездонная лазурь и первые звезды, как бриллианты.

Поднялся на 1200 метров и почувствовал, что попал в родную стихию. Знаете то ощущение восторга, силы и мощи, какое испытывает на высоте только летчик? Э, что говорить вам, старому пилоту!

Глянул вниз: на аэродроме зажглись сигнальные костры. Под ногами – темная земля, города, поселки, люди, животные, бактерии…

Сделал крутой разворот и вижу – прямо на меня лезет немец и выбирает момент для выпада. Зачем, думаю, давать ему преимущество, начну-ка я сам первый. Полный газ, ручку на себя, чуть правой педали и, взяв прицел, я осыпал его из пулемета.

В следующее мгновение он сверкнул мимо, едва не задев меня крылом.

И так мы долго вертелись, снижаясь к земле и вновь поднимаясь: он палил из пулемета – я ускользал от пуль, потом я палил – он увертывался.

Сколько времени бились мы – не помню, и вдруг пропал мой немец, исчез, как растворился в воздухе. Что за наваждение? Сбить я его не мог, так как он нападал на меня последним. Прошло минут десять – никого и ничего. Начал осматриваться, подозревая пакость, взглянул туда, сюда, вверх, вниз, и только тут я сообразил, что была уже ночь.

До земли было метров четыреста. Местность абсолютно незнакомая.

Подо мною неслись и проскакивали какие-то поляны, леса и реки, которых я в жизни не видывал. Нагнулся над компасом, стараясь рассмотреть стрелку – безрезультатно: в кабинке тьма, ни зги не видно. Искал на земле огонек – тщетно.

Какой же огонек в прифронтовой полосе, когда на сотни верст нет ни одного мирного жителя?

Жадно всматривался, не блеснет ли где орудие. Темно, как в могиле.

В одном месте горизонт начал бледнеть. Повернул туда. Вижу – выползает на моих глазах громадный и продолговатый от рефракции диск луны.

Стало еще темнее.

Куда же я, собственно, иду?

Зачем, не знаю, повернулся хвостом к луне и пошел в обратную сторону. Вот, думаю, взойдет сейчас луна, осветит хотя немного землю, я выберу где-нибудь площадку и сяду. Но от судьбы не уйдешь: не пришлось и думать долго. Аппарат шел ровно, затем разом содрогнулся, мотор чихнул и встал, только винт по инерции продолжал вхолостую загребать воздух, сокращая обороты.

Бензин вышел.

После оглушительного рева мотора наступила мертвая тишина.

Я шел с угрожающе малым углом, стараясь выиграть несколько секунд, и всматривался в лежащую подо мною местность. Как я ни напрягал зрение, а различить ничего не мог, да и секунды были сосчитаны. Еще уменьшить угол, но я боялся потерять управление.

Черная, как сажа, земля быстро надвигалась на меня, с шумом и с