Глядя на него, я часто спрашивал себя: неужели этот мягкий полуюноша и есть закаленный в боях непобедимый истребитель? Неужели от этого мальчика нередко удирали опытные и боевые германские летчики, а рискнувшие биться с ним умирали?

И странно было сопоставлять такие контрасты: скрипка и пулемет, Махлапу и истребитель, музыка и бой.

Регулярно через два дня он получал от нее письма и в дни получения был чарующе-привлекательным.

Отвечая ей, он обязательно ставил карточку перед собой и, улыбаясь карточке, писал пяти-шестилистовые ответы.

В это время я уходил бродить по аэродрому, по ангарам, осматривал аппараты и ждал, пока он не закончит свое послание и не заиграет на скрипке.

Настроение в эти минуты было самое неказистое. Дело в том, что у меня есть тоже она, но моя ни строчки не пишет мне…

* * *

Так незаметно прошло десять дней.

В ночь на одиннадцатые сутки метеорологическая станция сообщила нам, что облака рассеиваются и дождя больше не будет.

Командир экстренно вызвал нас и дал нам инструкции: сопровождать «Фарсаль» и «Лебедь», взорвать железнодорожный мост в тылу у германцев и сбить или разогнать бронепоезда, стоящие в линии тяжелой артиллерии.

Придя в палатку, мы поспешно разделись и бросились в постели. Нужно было хорошо выспаться, так как утомленный летчик не боец, а только хорошая мишень.

Все погрузилось в сон.

Волга… беляны… солнце. На песчаном откосе она. Через Волгу шагает Семен с гитарой. Я с удилищем. Клюет. Тяну что-то тяжелое, тяжелое. Песня грустная… Дирижер машет палочкой и кричит пронзительно: «Мотористы по ангарам, машины на старт, выверяй моторы»!

Открываю глаза. Семен со свечой в руках и кипящим кофе входит в палатку. С поля доносится благоухающая ругань дежурного по аэродрому. Махлапу улыбается во сне.

«Родятся же такие красавцы», – подумал я и потрепал его по плечу:

– Вставай, паря, пора!

Быстро оделись, проглотили кофе и выбежали из палатки.

Четыре машины стояли носами на север.

В потемках мы забрались в кабинки и проверили пулеметы: действуют. Приборы, карта. В порядке. Ждем.

Завыл 160-сильный мотор у «Фарсаля», и он, оторвавшись от земли, скрылся в предрассветных сумерках. Взвился «Лебедь», за ним я и последним – Махлапу.

Когда поднялись над лесом, стало сразу светлее.

Там «Фарсаль».

Мы потянули к фронту.

Изломанные черные нити. Это русские окопы. Дальше нейтральная полоса, а за ней – германцы.

Ждем долго, томительно, нудно. Наконец у правого борта «Лебедя» рвется шрапнель. Вторая, третья, десятая…

Адский грохот, ослепительный огонь, клубы дыма…

Высота – две тысячи метров.

Приходится глядеть в оба.

Бьют низко.

Мы начинаем увертываться, чем вводим в заблуждение германских артиллеристов. Под нами и сзади – целые облака разрывов. Затем снаряды в хвосте, недолеты, и мы благополучно выходим из артиллерийской зоны.

Сейчас максимум внимания, так как где-нибудь нам навстречу поднимаются истребители противника, с которыми рано или поздно, а придется столкнуться.

Рассвет. Скоро появится солнце.

Под нами разъезд и мост.

Я и Махлапу кружимся на месте, а «Фарсаль» и «Лебедь» спиралями опускаются. На высоте пятисот метров «Лебедь» идет на сбрасывание. Взрыв… Неудачно. Бомбовозы снижаются еще. Второй разрыв, третий…

Мостовая ферма одного пролета тяжело падает в воду.

«Фарсаль» поднимается, за ним «Лебедь» и идут к фронту, к бронепоездам. Мы опять подходим к артиллерии и всматриваемся в железнодорожную линию. Опять начинают рваться снаряды, но нам не до них. Необходимо выполнить вторую часть задания.

Но бронепоездов здесь не было. Осмотрелись внимательно: их нет.

И вдруг я заметил один из них, маленький червячок, который имел неосторожность пошевельнуться и блеснуть одним из своих орудий.

Выждав момент между разрывами снарядов, я выстрелил из пулемета (условный сигнал – привлечь общее внимание) и пошел на них. Один, два, три, четыре. Четыре бронепоезда.

Они вышли за пределы артиллерийского расположения и, прячась за леском, близко подошли к русским окопам.

Вслед за мной потянулись и остальные самолеты.

Бой начался. Увертываясь от зенитных и шрапнельных снарядов, мы, в свою очередь, заставили маневрировать поезда. Русская артиллерия, узнав по нашим попаданиям их местонахождение, открыла сильный огонь из тяжелых орудий, мы тоже применяли все способы не мазать, и задача наша приближалась к концу. Три бронепоезда отходили к мосту, а четвертый остался на месте, так как путь к отступлению был отрезан взорванной линией. Оставшегося добивали с двух сторон, и вскоре я увидел, что железное чудовище, изуродованное снарядами и бомбами, окончательно обезврежено и лежит на боку.

Задачи были блестяще выполнены, и мы, не обращая внимания на снаряды, возвращались домой завтракать. Перелетели германские окопы и уже над нейтральной полосой… мы почти дома.

Но тут-то и начинается главное.

Не случалось ли вам возвращаться домой в радужном настроении? Ну хоть со свидания, что ли. Идете вы веселый, вертите тросточкой, к тому же вы именинник, предположим, будущее в розовом освещении, душа ваша поет. Вы сворачиваете за угол и – натыкаетесь лбом на дуло револьвера.

Перед вами бандиты, и вы на секунду от смерти.

Не случалось? Ну слава Богу. Настроение-то, видите ли, неважное.

Так и в этот раз. Когда под моим хвостом разорвалась граната и меня подбросило вверх, я обернулся, бросил уничтожающий взгляд на батареи и злорадно усмехнулся. «Несчастный человек, – подумал я про артиллериста. – Тоже хотел сбить». – И я, сожалея о его легкомыслии и самонадеянности, повернулся и взглянул в козырик.

И вдруг неожиданно из-за клубов дыма пулей вылетел один «Фоккер», за ним другой, третий, четвертый, пятый, шестой.

«Фарсаль» и «Лебедь», имея драгоценные фотографии и сведения, почти пикируя, удирают на полном газу.

Наша основная задача: оттянуть противника и дать возможность уйти бомбовозам.

Этот маневр понял передний «Фоккер», по всей вероятности командир отряда, и спикировал за бомбовозами.

Я до сих пор не помню, что сделал Махлапу. Заглянув за борт, я увидел снежную струю бензина, впереди которой падал «Фоккер» с перебитыми лопастями и остановившимся мотором. Махлапу шел носом на немецкий отряд. Поставив «Виккерс» на крыло, я набросился на первого попавшегося на глаза немца и выпустил очередь. На Махлапу насело трое, и началась собачья свалка.

Та, та, та, та, та…

Через секунду мы вертелись в бешеном танце, все более и более снижаясь, Махлапу сделал стремительный выпад и прорезал противника вдоль фюзеляжа.

Как стрела повалился «Фоккер», и затрещал на наших позициях.

Осталось четыре!

Уходя из-под обстрела, я сделал крутой вираж и, нападая на одного из них, с ужасом увидел, что Махлапу уже сбит и падает, весь в огне.

Итак, я один против четырех!

Та, та, та… выпускаю я очередь в