А знаком ли вам Чарли Чаплин?

О, конечно. Эго – такой смешной, смешные штаны и смешно расставленные ноги.

А Линдберг?

Конечно, известен всему миру.

Не помните ли вы фамилии немецкого военного летчика, который перелетел этот же океан за два года до Линдберга?

Почему это так? Фамилии настоящего героя почти никто не помнит, и из двадцати имен, перелетевших океан, до и после Линдберга, рекламируется один Линдберг.

Немецкая газетная хроника, описывая триумфальную встречу своего национального героя, полностью приводит его разговор с представителями берлинской прессы. Выходя из купе, летчик обратился к окружавшим его журналистам: «Сегодня, вероятно, праздник? Почему так много народа?» – «Да, – ответили ему, – сегодня большой национальный праздник: вы – немецкий летчик – первым перелетели через океан». – «Что же здесь особенного? Летел в мирной обстановке тридцать пять часов, закусывал, читал газеты».

Через два дня в «Берлинер Тагеблат» летчик поместил «Обращение», в котором он выражал сожаление, что, прославляя его как перелетевшего океан первым, пресса ни словом не обмолвилась о сбитых им шести английских истребителях и пяти бомбовозах.

«Я, – резюмировал обиженный летчик, – десять перелетов через океан не ценю так высоко, как один воздушный бой».

И о нем забыли.

Да, немногие имеют понятие о воздушном бое.

Дамы, например, представляют себе такую картину: на чудовищной высоте в двадцать девять с половиной тысяч метров, когда земля кажется с арбуз, на неприятельский аэродром молниеносно налетает русский летчик. Красивое (о, обязательно) мужественное лицо, стальные нервы, железные мышцы, сила разъяренного льва. Орлиные глаза вперились в неприятеля, зоркий глаз наводит мушку пулемета или двенадцатидюймового орудия; перед ним щит толщиной в четырнадцать дюймов (накось, не пробьешь). Произнеся имя своей возлюбленной, он подносит фитиль к запалу. Громовой выстрел… мимо… Тогда, бросившись на противника, он схватывает его за шиворот, из нагана просверливает в его черепной коробке дырку и низвергает в бездну. Затем, после победы, он, возвращаясь на свой аэродром, вытягивает затекшие ноги, кладет их наполеоновским жестом на капот, левой рукой задумчиво стряхивает за борт пепел гаванской сигары, а правой – крутит свой изящный ус.

Много подобного слышали мы.

Все это – чушь, господа, а если хотите познакомиться с истинным положением вещей, то слушайте.

* * *

В половине шестого утра я, после глубокой разведки в тыл германцам, промерзший до костей, несмотря на меховой костюм и электрическое белье, уставший до последней степени, сладко спал на походной кровати в палатке нашего отряда. Отряд стоял в двадцати пяти верстах от передовых позиций.

У нас было шесть летных аэропланов, три запасных, два истребителя и четыре тяжелых.

А так как на быстроходных машинах летал только командир и я, а командир вечно занят в штабе, то он и вытребовал в свой отряд еще одного летчика высшего пилотажа, то есть истребителя.

Вы знаете, какая разница между аэропланом-истребителем и другими аппаратами?

Во-первых, на истребителях может летать только человек с высшим пилотским образованием. Во-вторых, истребители – маленькие, чаще одноместные машины с моторами большой мощности, если мотор не ротативный, и с огромной скоростью.

Все же другие аэропланы – больших размеров, громоздкие, тихоходы (в среднем 120–150 верст в час) и все они – двух-, трех– и многоместные. Обязанности больших машин: бомбометание, фотографирование, топографические съемки, корректирование артиллерийской стрельбы, разведка и тыловая служба. Истребитель создан специально для воздушных боев. Как показывает его название: для истребления.

Все они, как и большие аэропланы, крыты шелком (перкалью), и никаких броней со времени братьев Райт нет и не было.

Мощность моторов у истребителей нередко превышает мощность у тяжелых машин.

Ну так вот, сплю я этак сладко-сладко. Во сне ее увидел, и Волгу и охотничьего пса Милорда, как вдруг клином в прекрасный сон врывается хамский окрик, басом с хрипотцой:

– Ваш скородие, а, ваш скородие.

Голос денщика Семена, провалиться бы ему в преисподнюю.

Сон расплывается. Расплывается она, Волга, Милорд…

– А, ваш скородие.

– Что?

– Так што к вам ундер.

– Семен, я хочу спать. К черту унтера! Хрр, хрр.

– Так што, обождать прикажете?

– Да, да. Хррр, хррр.

– А манатки ево сюды прикажете?

– Да, хррр.

– А койку откелева принести?

– Тьфу, дьявол. Да что ты пристал ко мне? Видишь, промерз я, устал, спать хочу, а ты с койкой и с манатками.

– А к вам ундер. Командир приказал.

– Кто такой унтер?

– А хто е знат. Ен тут стоить.

Я поднялся и шагнул из палатки. В двух шагах от входа стоял изящно одетый вольноопределяющийся среднего роста с лицом олимпийского бога.

– Вы ко мне?

– Так точно, господин лейтенант. Я вытребован и прикомандирован к вашему отряду истребителем.

– А, пожалуйста. Следовательно, мы жить будем в одной палатке. Семен, принеси из летучки койку и накрой постель гостю. Приготовь кофе. Вас зовут?

– Махлапу.

– Махлапу?

Я внимательно оглядел его. Так вот он каков, этот самый Махлапу.

Это был известный истребитель, сбивший одиннадцать немецких «Фоккеров» и бессчетное количество бомбовозов. Неустрашимый и виртуозный боец, которого хорошо знали германцы и за которым они специально гонялись.

Я горячо пожал сконфузившемуся Махлапу руки и, обняв его, ввел в палатку. Он мило улыбался, показывая на щеках ямочки, и был, по-видимому, рад моему радушию до того, что не заметил, как шестипудовый Семен наступил ему сапогом на ногу, сплющив лакированный носок штиблеты.

Через полчаса мы уже были приятелями и, чокнувшись стаканами коньяку, перешли на «ты».

Я смотрел на него и восхищался им. Какой прелестный парень.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать четыре.

Хотел бы я посмотреть на женщину, которая не заинтересовалась бы Махлапу? Но женщин в сторону: мы на фронте.

Вечером он бережно вынул из чемодана скрипку и смычок, осмотрел и взял несколько пассажей.

Игрок он был серьезный.

После нескольких вариаций он резко оборвал игру и, обождав момент, с закрытыми глазами сыграл серенаду Нашэ.

Одичал ли я на фронте, душа ли озверела в постоянных боях, но он, играя, заслонил передо мной будничную жизнь, и я погрузился в свое счастливое прошлое. Играл он божественно.

Кругом в палатках захлопали в ладоши и просили. Он улыбался и играл, а вокруг опять хлопали и еще просили.

Нечего, конечно, говорить, что я был без ума от своего соседа.

– А это кто?

– Это – она, моя невеста. – И он, покраснев, поставил карточку на стол.

* * *

Неделя была отвратительная. Дул сильный ветер, шел дождь; небо было темное, и нельзя было определить время.

Полетов не было, и мы жили праздно.

Махлапу стал общим любимцем. Все с восторгом отзывались о нем, и каждый из нас с удовольствием