* * *

В саду Пале-Рояль появился народ — обрадовавшись, что гадкий моросящий дождик наконец закончился, самые смелые вышли на прогулку. Робкое солнце освещало на одной из окрестных лужаек уменьшенную модель пушки, которая палила в полдень, если небо было чистым. В галерее Монпансье женщины в вуалетках разглядывали витрины с украшениями. Под аркой пряталась пышнотелая торговка лотерейными билетами, которая налетела на Виктора, потрясая в воздухе связкой своих листочков.

— Попытайте счастья, господин!

Он ускользнул от нее, вышел из аркады на центральную аллею. Женщина, которая сдавала в аренду стулья, пряталась за деревом, выслеживая ослабевших пешеходов и любовные пары. Он увернулся и от этой. Тут его внимание привлек пожилой господин в цилиндре, который разбрасывал в воздухе крошки хлеба. Затем старик положил несколько зернышек на ладонь в ожидании, когда с деревьев и из чахлых кустов к нему за угощением слетится птичий народ. Голуби и синицы били крыльями, их опережали шустрые воробьи. Эти маленькие нахалы присаживались людям на плечи и буквально вырывали еду изо рта. Подкравшаяся хозяйка съемных стульев объяснила Виктору, что старик, бывший наборщик в типографии, обладал тем же даром, что и его младший брат, лучший друг луврских ворон, которых он кормил кусочками сырого мяса.

— Говорят, пятьдесят птиц даже присутствовали на его погребении. А этот брат такой же, стоит ему только появиться, налетает вся мелюзга! Они вон какие жирные, перышки блестящие, видите? И никого не боятся, только поливальщика со шлангом. Налетают на него всей стаей!

Вдруг появилась Шарлина Понти, которая наблюдала всю сцену с галереи Валуа.

— Вы уж извините меня за опоздание, господин букинист, и пойдемте-ка подальше от этих тварей, я не хочу подцепить орнитоз.

— Вообще-то орнитоз переносят только попугаи разных видов.

— Балаболка, с которой вы общались, явно из той же породы!

Она увлекла его к маленькой парикмахерской, зажатой между фотографией и магазином подарков, в витрине которого висели короны, гирлянды, звезды и ленты. Шарлина Понти долго разглядывала выставленные медали, затем богемские вазы. Солнечные лучи, слабые и неяркие, тем не менее играли на поверхности кристаллов и отбрасывали блики на меню ресторана.

— Ням-ням, какое соблазнительное меню! Корюшка из Лаго-Маджоре, ростбиф по-арденнски, клубничное мороженое из Велизи-ле-Буа… Угостите меня в «Большом Вефуре»?

— Мы здесь не затем, чтобы изображать туристов, — проворчал он, отойдя так, чтобы она отвернулась от витрины. — Ваше время слишком дорого, вас ждут Мельпомена и Талия.

— Это кто такие?

— Музы трагедии и комедии. Что такое вы мне собираетесь сообщить, из-за чего стоило прерывать мой обед, сердить мою жену и уноситься, как ветер?

Она остановилась перед витриной торговца свинцовыми фигурками и переклеила мушку на щеке. И одновременно с этим не забыла выпятить зад и расстегнуть пальто.

— Застегнитесь, вы зря растрачиваете ваши усилия. Подхватить пневмонию гораздо вероятнее, чем орнитоз.

— Ну вы и злюка! Поверьте, я очень огорчена, что расстроила вашу даму. Между тем она, думаю, не страдает от своей внешности, просто очаровашка, между нами. Ладно, хватит испепелять меня взглядом, у меня интересная информация по поводу Робера Доманси. И поскольку сейчас мне предстоят большие расходы…

— У вас хватает наглости еще просить вознаграждение?

— Да так, самую малость, что уж там, просто помочь молодой талантливой актрисе, оказавшейся на мели…

Виктор, недовольно фыркнув, извлек из кармана монету в сто су.

— Этого хватит?

— Целое состояние! С самого Нового года таких денег в руках не держала! Робер мне, небось, такого не подбрасывал!

— Ну, не стоит преувеличивать, — заметил Виктор, улыбнувшись, — все-таки так приятно доставлять людям радость!

Она взвесила монету на ладони, оглядела с восхищением.

— Она так сверкает, что я не уверена, решусь ли ее потратить.

Они пошли дальше, так и не заметив, что за ними еще с момента встречи в галерее Бовэ издали следит какой-то человек.

Огюстен Вальми жалел, что нельзя подойти поближе и расслышать, о чем они говорят. Эта балаболка — наверняка та самая, чью записку нашли в рединготе его брата. Проститутка, как большинство баб. Сам ее облик внушал ему отвращение. Ему внезапно захотелось подбежать к бассейну и умыться. Но он совладал с собой и вновь продолжил свою бесстыдную слежку.

— У Робера был один секрет, мучительней болезни. В те редкие моменты, когда мы делили с ним одну постель, он мешал мне спать, выкрикивая во сне всякую ахинею типа: «Это не должно было случиться, это была роковая ошибка!» Как-то вечером в прошлом году я спешила в свою гримерку и тут услышала какой-то разговор у него: хотела войти, а дверь заперта. Робер орал на какого-то типа, говорил, что ни гроша больше не даст. В скважине повернулся ключ, ну я струхнула и смылась оттуда.

— Это все?

— Ну уже кое-что, разве нет? Робера кто-то шантажировал, я бы назвала это решающим фактором расследования. Как, вы меня покидаете?

— Вы слишком опасный собеседник для женатого человека, который влюблен в свою жену, — ответил Виктор.

— Ах, соблазнитель! Вернитесь скорее, послушайте: у меня есть воздыхатель, его зовут Арно Шерак, он от меня без ума, но я знаю этих мужчин: если хочешь привязать кого-нибудь потуже, нужно сперва долго отказывать.

— Так вы хотите, чтобы я вызвал его на дуэль?

— Я достаточно взрослая девочка, сама справлюсь. Арно Шерак подтвердит вам то, что я сейчас рассказала. В тот самый день он появился в коридоре сразу вслед за мной. Он там явно не сразу возник, дожидался какое-то время, я даже сперва подумала, что это с ним ругался Робер.

— Может, и правда с ним?

— Да вряд ли, скорее, он подстерегал меня, чтобы украдкой сорвать поцелуй… озорник!

Она поднесла к губам сложенные щепоткой пальцы, поцеловала их и подула в сторону Виктора. В эту же секунду воробьи, собравшиеся вокруг старика, сорвались и улетели, шелестя крыльями, как страницами. Огюстен Вальми брезгливо отпрянул, наступив на ногу продавщице лотерейных билетов. Она погрозила ему вслед кулаком.

Тот же день, ближе к вечеру

В свои тринадцать лет Гийом Массабьо выглядел на все пятнадцать. Отец его поколачивал, матери до него не было дела, и расцветал он лишь в классе, среди почитателей его таланта. Он изображал учителей с таким мастерством, что любой мог бы поклясться: парень буквально превращается во взрослого. Его любимым объектом для пародий был Шарль Таллар, которому доверили обучение родному языку и воспитание своры свободолюбивых подростков.

В этот ноябрьский денек скука, написанная на склоненных к тетрадкам лбах учащихся, так сочеталась с серостью мрачного низкого неба, что Гийом Массабьо не мог удержаться от искушения прервать эту порочную связь. Какое ему дело до того, что лжец никогда не останется безнаказанным и что глупец подобен автомату? Взрослые стараются и вешают на уши лапшу, страной руководят дебилы. Жизненнный опыт доказывает, что все, что им внушают, — обман.