Марченко показала примерное место удара. Максим отметил про себя назначить ей рентген, чтобы исключить перелом рёбер. Медсестра тем временем закончила хирургическую обработку, но не торопилась к столику за повязкой, слушая историю.

– Короче, мы в этой луже кипятка повалялись, я вскочила, в ванную ломанулась, хотела под холодную воду. А Людка решила, что я там закрыться хочу, за волосы меня схватила. Все орут, на дядю Юру наступили, уже и не помню кто. Я ей: «Мразь, отпусти меня!» Она что-то про то, как глаза мне выцарапает. Блин, как в кино.

Добровольский уже понял, что придётся давать телефонограмму про насильственные действия, но надо было дослушать до конца. Он кивнул Марине – не стой, сама же на автобус хотела успеть; та очнулась, намочила большие салфетки в хлоргексидине и принялась бинтовать.

– Ссс… – зашипела, как змея, Марченко. – И больно, и прохладно… И, короче, я уйти хочу, а они уже вдвоём дверь на лопату, телефон отняли и экран на нем разбили. Решили, что я сейчас полицию вызову. А я всё-таки до этого в «скорую» успела дозвониться, а уже потом дядя Юра телефон забрал, а когда «скорая» приехали, они с Людкой ещё бутылку вмазали и дверь не открыли. Я слышала, как врач стучал. Сама орала как резаная. Не открыли. Я им: «Полицию вызовите!» Они постучали ещё недолго, поматерились за дверью и ушли. Я говорю: «Они полицию стопудово вызовут, лучше отпустите меня!» Людка мне говорит: «Увижу возле моего Юры – в окно выкину тебя, а потом скажем, что ты пьяная сама прыгнула!» Открыла дверь и пинком меня на площадку, а следом телефон выкинула и кроссовки.

– Весело кто-то отдыхает, – сказала Марина, завязывая концы бинта на ноге. – Надо встать будет, чтобы вокруг рубашку обернуть.

Пациентка кивнула, поднялась, слегка постанывая.

– Конечно, весело, – сказала она медсестре. – Я домой приковыляла, еле джинсы сняла – там уже лохмотья на ногах. Холодной водой полила, потом маслом намазала подсолнечным. – Увидев, как непроизвольно поморщился доктор, она спросила виновато: – Не надо было?

– А что с речью, Любовь Николаевна? – спросил Добровольский, оставив вопрос без ответа. – Головой вчера не ударялись?

Марченко недоумевающе посмотрела на него, а потом улыбнулась – опять же как-то кривовато.

– Так у меня челюсть сломана. – Она словно расцвела от того, что доктор был к ней настолько внимателен и заметил дефект. – Ой, я же когда выпью, то во всякие дела влезаю.

– Я уже понял, – согласился Максим Петрович. – Давно сломана?

– Года три, наверное. – Она пожала плечами, вспоминая. – Это ещё бывший мой, тоже приревновал. И с правой мне, с разворота…

– Я смотрю, вы по этой части профессионал, – сказала Марина, заканчивая с повязкой. – Ревность вызывать.

– Ага, – согласилась Марченко. – Прямо нарасхват.

Она принялась натягивать на себя юбку, а Добровольский смотрел на неё, на клок немытых волос, который она сама считала причёской, фингал, кофту с дырками от сигарет, которая в хорошем освещении перевязочной оказалась темно-зелёной, – смотрел и думал о том, что даже из-за такой особы женского пола где-то идут драки, войны и совершаются преступления чуть ли не с захватом заложников.

– Да, насыщенная у вас жизнь. – Он вернулся в реальность. – Ещё травмы, операции, хронические заболевания есть?

Она пожала плечами и задумалась.

– Аппендицит – но вы уже видели рубец. Вроде больше ничего.

– Вы принимаете какие-то препараты постоянно? Гипертония, диабет?

Она помолчала, прежде чем ответить:

– Нет.

– А что за пауза сейчас была?

– Не было ничего.

– Не было? – Добровольский пристально посмотрел ей в глаза. – Туберкулёз, ВИЧ, гепатиты?

Она посмотрела почему-то на Марину, а не на Максима Петровича, и ответила:

– Ничего такого.

– Паспорт, полис? – решил больше не заострять на этом внимание Добровольский.

– В сумке.

Максим вышел в коридор, остановился у поста и сказал поднявшей на него от телефона взгляд Вике:

– Оформляйте пациентку. От столбняка прививаем по полной схеме – анатоксин плюс сыворотка. И кроме вакцинации подсуньте ей согласие на ВИЧ – хочу посмотреть, что там.

Потом получилось так, как он и заподозрил. Через несколько дней пришли предварительно положительные анализы на ВИЧ; эпидемиолог больницы связался со СПИД-центром и выяснил, что Марченко у них на учёте уже шесть лет. Заразилась, употребляя инъекционные наркотики.

– Вы в прошлом героином баловались, как я узнал. Оттуда и ВИЧ. Почему вы мне сразу не сказали? – спросил Добровольский, зайдя к ней в палату с анализом в руках. – Вы не имеете права скрывать.

– Я на АРТ, – потупив глаза в пол, ответила Люба. – Я не заразная.

Она достала из тумбочки пакет с лекарствами, разложила их перед Максимом, накрыла коробочки сверху листком с расписанными назначениями.

– Героин уже в прошлом, года два чистая, честно. Все лекарства принимаю как положено. Правда, от них тошнит иногда… – Она подняла взгляд на Добровольского. – Вы же не выгоните меня?

– Выгонять-то зачем? – Максим удивился вопросу. – У вас ожоги. Глубокие. Возможно, операция предстоит.

– Операция? – испуганно уточнила Марченко.

– Я не могу пока со стопроцентной вероятностью сказать. Чуть позже видно будет.

– А ко мне полиция приходила. – Она стала складывать препараты обратно в пакет.

– Знаю. Я сам телефонограмму давал о насильственных действиях.

– Вы? – Она уже собиралась засунуть таблетки в тумбочку, но замерла на полпути. – Зачем?

– Затем, что это преступление, – сказал Добровольский. – Нанесение телесных повреждений, удерживание человека против его воли – не знаю, как это всё правильно сформулировать. Это была моя прямая обязанность – известить полицию.

– Ну да, – согласилась она, убрала наконец таблетки, закрыла тумбочку. – Мент записал всё, но сказал, что надеяться особо не на что. Мол, надо было сразу, по горячим следам, а так…

Спустя пару дней, когда Добровольский остался на дежурство, в дверь ординаторской постучали.

– Да, – не отрывая взгляда от компьютера, где он читал новости, ответил Максим. Дверь открылась с каким-то стуком. Он понял, что это Марченко – она сейчас ездила по коридору в кресле, потому что повязки не давали ей нормально ходить.

– Вы же дежурите? – спросила Люба, заглядывая в комнату. – Я вам тут принесла угощение.

И она протянула пакет с магазинной упаковкой печенья. Максим встал, машинально принял пакет, поблагодарил и закрыл дверь. Потом аккуратно взял пакет за дно и вытряс упаковку на стол, а пакет выбросил в урну.

Он смотрел на печенье, а сам видел перед собой её кровавые повязки и бланк с анализом. Зачем-то внимательно рассмотрел свои руки – что он думал найти? Пятна крови? Ссадины?..

После этого случая она на каждое дежурство приносила ему то шоколад, то конфеты. Сегодня это было «Птичье молоко».

Добровольский