— Да. — Он оттолкнулся от стола, к которому прислонялся, и сел рядом с ней. — Быть дочерью премьер-министра, наверное, очень тяжело — за каждым твоим шагом пристально следят.

Ава кивнула, довольная, что он верит, что именно это было причиной ее паранойи.

— Теперь я ценю свою частную жизнь даже больше, и слушать, как они задают свои идиотские вопросы…

Она вздрогнула при воспоминании о толпе у гостиницы.

— А это ничего, что ты приготовила целый ворох вопросов для меня, собираешься вторгнуться в мой внутренний мир, анализируешь мои ответы, пишешь невесть что обо мне?

Она улыбнулась, чего он и добивался, ее сердце радостно забилось, когда он взял ее руку.

— Я понятия не имею, почему здесь оказалась пресса. Наверное, какая-нибудь важная персона приехала в отель, а когда они увидели тебя, то накинулись с вопросами.

— А ты был, кажется, вовсе не против их присутствия?

— Это лицо предназначено, чтобы красоваться на обложках журналов.

Он повернулся профилем, и она засмеялась:

— И не существует ничего, что бы ты не сделал для известности?

Он напрягся и посмотрел на нее. На какой-то миг его глаза наполнились невысказанной болью.

— Я бы, пожалуй, не раздевался.

Она подняла руку и сделала движение, как будто записывает это воображаемой ручкой.

— Вот, вычеркиваем первый вопрос из моего списка.

— Да, о твоих вопросах… Я же должен ответить на них.

Он хочет, чтобы она провела интервью сейчас?

После того как несколько дней уклонялся от этого, он выбрал самое странное время. Ее нервы были взвинчены.

Но Роман был прав. Там, за дверями отеля, ее поджидали репортеры, теперь из отеля лучше не выходить. Ава подняла руку:

— Дай мне пять минут, я возьму в номере свои записи и вернусь.

— Не возражаешь, если мы поговорим в баре на первом этаже?

Она ощутила укол разочарования. Она надеялась, что после интервью они переключатся на другое — он обовьет ее руками и поможет забыть о папарацци.

Это было первый раз, когда они были вместе в его комнате, а он не хотел наброситься на нее, и у нее напрашивался вопрос: почему? Она не стала спрашивать. Она поняла, что ум и сердце у нее сейчас не в ладу. А самое главное было для нее теперь — написать статью и пройти тестовое задание.

— Конечно, увидимся внизу.

Роман шагал по своему номеру взад-вперед несколько минут после того, как Ава ушла. Он пытался привести в порядок мысли. Как его планы на романтический вечер обернулись катастрофой? Он знал точный момент, когда все испортилось: когда пресса стала атаковать Аву. Но он не знал почему.

Он успокоил ее, сказав, что понимает, как, должно быть, сложна жизнь дочери премьер-министра, но сам он ни секунды не верил в это.

Тот, кто часто бывает на публике, привык к прессе и реагирует на нее спокойно. Он ожидал, что она останется невозмутимой, ответит формально на вопросы и уйдет от них с гордо поднятой головой. Он не мог понять Аву.

До того момента, как она начала истерить, он был готов взять журналистов на себя — ответить экспромтом на несколько вопросов, поулыбаться для фотокамер и поговорить о своем бизнесе. Было забавно, что пресса не имела представления, кто он такой. Его же фотографировали репортеры по всему миру. А здесь его не знали. Хотя отчасти именно из-за удаленности Австралии от его дома он оказался здесь. Чтобы быть как можно дальше от матери с ее угрозами. Угроз, которые, как он знал, были подогреты алкоголем и меланхолией, но угрозы вполне могли положить конец его карьере.

Была еще причина, по которой он выбрал Австралию: здесь сейчас находился Рекс, а Роман хотел, чтобы Рекс опубликовал большую статью о нем как упреждающий удар, если Эстель сделает то, о чем говорила.

Итак, он был здесь. Наконец собрался дать интервью Аве и чувствовал себя немного неловко из-за этого.

У него были свои причины делать то, что он делал, и он совсем не собирается этого никому рассказывать. В последнюю очередь девушке, у которой был талант безошибочно чувствовать его.

Вот почему он предложил, чтобы они встретились внизу для интервью: больше формальности — меньше интимности. Когда она начнет задавать прямые вопросы, он хочет быть собранным и осторожным. Следующий час или два будут всецело посвящены делу, ему нельзя размякнуть. Он будет придерживаться фактов, а когда она станет задавать вопросы о семье, повторит обычные заготовленные отговорки. Ну а после интервью начнется более приятная часть вечера.

На то, чтобы получить информацию, необходимую для написания приличной статьи о Романе Гианакисе Аве понадобилось два часа.

Он быстро отвечал на вступительные вопросы: где родился, чем увлекался, когда начал заниматься спортом. Затем последовали вопросы: как много видов экстремального спорта он практикует, какой из них его любимый и что нового он собирается еще освоить и покорить. Затем она перешла к его работе генеральным директором управляющей компании по экстремальным видам спорта, его роли в качестве посла спорта в мире и о будущем спорта.

Он отвечал спокойно и давал конкретные ответы. До тех пор, пока она не спросила о семье. Он попросил не упоминать об отце, да и на остальные вопросы отвечал как-то уклончиво и с неохотой. Куда-то исчезли анекдоты, шутки, как при ответах на предыдущие вопросы, и даже его поза стала более скованной. Он как бы закрылся, и ей стало трудно выпытывать что-нибудь из него.

Все, что ей было нужно, — это задать еще несколько вопросов.

— Вы упомянули, что ваш дом в Лондоне. Вы много там проводите времени?

Еще раз в его глазах мелькнула тревога, но она сделала вид, что не заметила этого, и сосредоточенно чертила каракули на полях блокнота, чтобы не показать, какое любопытство ее сжигает изнутри.

— Минимум.

— А где бы вы предпочли жить?

— Все равно, лишь бы там были самые высокие горы, большие волны и самые крутые лыжные склоны. Я всегда думаю, какую сложную задачу себе поставить, и там, где есть для меня вызов, там буду и я. А затем двинусь дальше.

Последняя фраза кольнула ее, ей подумалось, что наверняка он так же относится и к ней: считает ее вызовом, чем-то, что нужно завоевать перед тем, как двинуться дальше.

Ручка в ее руке задрожала, и она проколола бумагу. Ее заметки и так уже все испещрены каракулями. Все записывать не было необходимости, но она знала, что если остановится, то вынуждена будет поднять глаза и встретиться с ним взглядом, чего ей сейчас не хотелось.

Она знала все с самого начала, они оба это проговорили. Но вся логика в мире не могла облегчить боль, которая возникала у нее в груди и сжимала ее все сильнее при мысли о расставании с Романом. Эта боль появилась, когда она осознала, что должна уехать. Материалы для статьи собраны, и нужно доделать ее в полном уединении. И без него. Она должна эмоционально дистанцироваться от Романа.