не намерена. Если лишусь его, окажусь полностью во власти Танатоса.

А такое мне не по нутру.

Вот я и вскидываю руку, отводя ее как можно дальше, чтобы он не достал. Только когда кортик втыкается с размаху в мягкую плоть и слышится болезненный стон Смерти, я осознаю свою ошибку. В панике я не просто взмахнула рукой – я ранила его, ранила по-настоящему.

Не могу понять, насколько серьезно ранение, но тут рука всадника, которой он меня держал, слабеет. Не успев охнуть, я падаю.

– Нет. – Он пытается поймать меня снова, но стоит его рукам нашарить мои запястья, как я снова выскальзываю.

И теперь уже окончательно камнем падаю с высоты.

Ветер уносит вырвавшийся из моей глотки вопль. Почему я просто не выронила кортик? Вечно мне надо сражаться до победного конца – ну так вот он, конец, только не победный. Нарвалась, наконец.

Всадник снижается, мое тело в воздухе переворачивается, и я, наконец, вижу его.

Смерть решительно ныряет ко мне. Он тянет руку, хотя летит несколькими футами выше.

– Лазария! – трудно расслышать его сквозь вой ветра. – Хватай мою руку!

И на этот раз я стараюсь изо всех сил.

Он догоняет меня, и я тянусь что есть мочи. Дистанция между нами сокращается, и я касаюсь кончиками пальцев его ладони.

Так близко.

Вижу, как Смерть глядит на что-то подо мною, и глаза его расширяются.

Господи боже мой!!!

Я не хочу умирать! Не так! Какая же я дура с этим кортиком, ни о чем не думала! Я не хочу такого конца!

– Лазария!

Я вцепляюсь в его руку.

– Танатос!

Не хочу умирать! Не хочу…

Моя голова во что-то врезается, и все погружается во мрак.

Глава 18

Медленно прихожу в себя, с трудом разлепляя веки. Смотрю вверх, в небо из какого-то разрушенного дома. Потолок наполовину обвалился, и судя по тому, как выгнута моя спина, лежу я на его остатках.

Попытка встать – и я задыхаюсь от пронзившей меня чудовищной боли.

Я смотрю вниз, на свой живот. Над самым пупком прямо вверх торчит толстый железный штырь. Снова задыхаюсь, но теперь больше от ужаса, чем от чего-то другого.

Я наколота на него, как бабочка на булавку.

Шевелю руками – они вроде как в основном зажили, только сплошь покрыты синяками, – пытаюсь оттолкнуться…

И ору от нового приступа раздирающей боли. Без сил я откидываюсь на спину. Тяжело дыша, безнадежно таращусь в синее небо надо мной.

Господи иисусе.

Я не могу умереть, и я влипла.

______

Если ад существует, это он самый и есть.

Я кричу, я стону, но никто меня не слышит. Проходят часы, день сменяется ночью, потом ночь сменяется днем. И снова, и снова.

Желудок у меня сводит от голода, губы потрескались от жажды, а я по-прежнему пригвождена. Время от времени я бессильно рыдаю, в основном от сознания, что оказалась в таком дерьме.

В жутком, жутком дерьме.

Не знаю, где Танатос и в каком он состоянии. Вероятно, он и сам ранен, искалечен. А может, и нет. Может, он просто увидел мое изувеченное тело, и мысль бросить меня показалась ему более привлекательной, нежели идея держать меня в плену.

Непонятно, почему это предположение так больно ранит мое сердце.

Тянется следующий день. Я уже чувствую в воздухе смрад разложения – его приносит ветер. Слышу лай одичавших собак и крики птиц, что кружатся в небе. Никто из стервятников меня не обнаружил – пока.

Время от времени я делаю попытки подтянуться, сползти со своего кола, но, помимо бешеной жгучей боли, раздирающей тело, штырь пронзил меня под таким неудачным углом, что справиться абсолютно невозможно. Я в безвыходной ситуации, которую не победить никаким инстинктам выживания.

Не хочу, не хочу больше оставаться в своем теле.

______

Меня нашли падальщики.

Это…

Неописуемо.

______

Проходит вечность, а я все еще торчу здесь, пришпиленная.

Я столько раз теряла сознание, отключалась, а потом возвращалась вновь, что не знаю, сколько часов или дней прошло с тех пор, как меня нашли пожиратели падали, – думаю, что не меньше дня, хотя из-за боли в памяти все перепутано. Возможно, я просто провалилась в сон среди сумрачного дня.

Наконец стервятники все же уходят. Когда это происходит, я снова плачу; то, что осталось от моей грудной клетки, судорожно вздымается, и мои бесчисленные раны при этом как будто ошпаривает кипятком.

Мерзкие твари вернутся. Это только вопрос времени.

Я пытаюсь нащупать вокруг себя хоть что-то похожее на подходящее оружие, но все обломки мусора, мало-мальски подходящие по размеру, чтобы можно было ухватить рукой, я уже израсходовала, отгоняя животных.

Единственное, на что я могу хотя бы слабо надеяться, – может быть, в следующий раз, когда придут твари, им как-то удастся меня освободить. При этой мысли я едва сдерживаю рвотные позывы, хотя желудок все равно пустой.

Еще несколько раз принимаюсь плакать, но тело не может собрать достаточно влаги для слез, только, пульсируя, дико болит голова.

Проклятый всадник.

Я проклинаю его снова и снова. Поэтому, услышав, как он зовет меня по имени, решаю, что своим гневом создала его голос в воображении.

Лазария… Лазария… Лазария…

Это не он, говорю я себе. Обезвоживание, голод и боль – из-за них у меня просто начались галлюцинации.

– Лазария! – взывает он.

У меня перехватывает дыхание. Танатос? Возможно ли?

Надежда, наполнившая мою грудь, чрезвычайно болезненна, и я не решаюсь поверить. Но потом, уставившись мутным взглядом в дыру в крыше, замечаю край черных крыльев и отблеск доспехов.

Это точно он. Никакая птица не может так выглядеть.

Он меня ищет.

Помоги. Я пытаюсь выговорить это слово, но голос слишком слабый. Я прочищаю горло.

– Смерть, – зову я. Раздается хриплый шепот.

Собираю все силы, втягиваю в себя побольше воздуха.

– Смерть!

Я кричу. Получается все равно слишком тихо, и он проходит мимо и скрывается за стенами этого полуразрушенного здания.

Отчаяние и надежда заставляют меня собраться, удваивают мою энергию.

Я снова делаю вдох.

– Смерть! Смерть! Помоги! Танатос! – хриплю я из последних сил, перемежая призывы стонами, потому что усилия бередят мою рану.

Не вижу его, но слышу, как хлопают его грозные крылья, и мне кажется… кажется, он приближается.

– Лазария! – слышится его голос откуда-то сверху.

– Смерть! – кричу я снова.

И тут вижу его прямо над собой. Раскинув крылья, он держится за балку и всматривается в нутро разрушенного дома. Темные волосы развеваются на ветру, как флаг.

– Лазария? – снова зовет он, вглядываясь