Одни глаза уже не справлялись, ослепленные тьмой. Теперь и звезды исчезли с неба. Ливианна знала, что долина сужалась, превращаясь в настоящую теснину. Воспоминания Аарона об этом месте образовывали в сознании четкие и недвусмысленные образы. Неужели она действительно зашла настолько глубоко в Запретную долину?

Ей казалось, что за ней наблюдают. Ее выслеживает что-то, потому что назвать это темнотой язык не поворачивался. Здесь ощущалось что-то не на физическом уровне. Что-то, что угнездилось в этой долине и чья ненависть пронизывала все вокруг.

Кроме того, стало ощутимо прохладнее. Удушающая летняя жара, царившая на просторной равнине, сменилась температурой морозного весеннего утра. Где они, духи-то? Ливианна чувствовала, что они пронизывают ее дыхание, пока она движется вперед в своих неуклюжих доспехах. Это место было создано не для тех, в чьих жилах еще течет теплая кровь.

Что-то хрустнуло под левой сандалией, словно ветка, сломавшаяся под ее весом, но Ливианна знала, что это на самом деле: повсюду лежали кости. Останки тех неосторожных людей, кто вошел в эту долину, прежде чем бессмертный Аарон велел возвести стену. Ливианна не сумела собрать все его воспоминания об этом месте, но образы мужчин, убивших своих друзей, не шли у нее из головы. И лошадей, привязанных к деревьям и умерших от жажды, потому что их хозяева перерезали друг другу горло. То, что случилось у стены, происходило уже дюжину раз.

Приходившему сюда безопаснее всего было оставаться одному. Только тогда можно было не опасаться удара в спину. Что-то в этой долине пробуждало в каждом самые темные стороны его души. Ливианна чувствовала искушение позвать духов, но победила гордость.

Пусть приходят! Она не подчинится, не станет молить о пощаде. Эльфийка чуть не упала, споткнувшись о лежащие на земле кости и камни. Протянула левую руку, коснулась скалы. Дорога вела прямо вдоль нее. Под ногами негромко звякнул и откатился в сторону шлем. И вдруг появился свет — чужеродный, не исходящий из одного источника, как от факела или фонаря. Казалось, он струится прямо из скалы и был темно-синим, поэтому скорее подчеркивал окружающую черноту, чем прогонял ее. Он полз по лежавшим на земле костям, покрытым патиной доспехам, не сумевшим защитить их владельцев от ужасов этой долины.

Узкая тропа вилась по ущелью. Эльфийка осторожно, ощупью продвигалась вперед во тьме, которую не мог разогнать синий свет. Скалы с обеих сторон были настолько близко, что можно было коснуться их руками, не вытягивая их на всю длину. Пальцы нащупали холодный липкий камень. Ливианна вдруг испытала абсурдное чувство, что эта долина хочет проглотить ее.

На скалах чувствовались странные известковые наросты, напоминая эльфийке замерзшие капли молока. Царивший в этом месте холод въелся глубоко в кости. Она дрожала и ничего не могла с собой поделать. Одно слово силы — и кокон живительного тепла окружит ее... Долина пыталась заставить ее совершить эту смертоносную ошибку. Ливианна стиснула зубы и зашагала увереннее.

Дорога резко свернула, и ущелье словно расступилось. Скалы, из которых продолжал сочиться синий свет, отодвинулись шагов на тридцать. Она заставила себя продолжить идти, и, несмотря на то что знала, что будет дальше, вид изрезанной ущельями скалы в конце долины напугал ее: испытывая странную смесь отвращения и любопытства, она скользнула взглядом по огромному рельефу, грубо вытесанному в камне и который показался отвратительным и бессмертному Аарону. Игра теней и синего света словно оживляла вытесанную глубоко в скале сидевшую на корточках фигуру. Пропорции у существа не были соблюдены. Ни человек, ни дитя альвов. Оно сидело на пятках, по крайней мере, так казалось на первый взгляд, хотя ноги были скрыты в глубокой тени. Окрестив на груди руки, вытянув вперед уродливую, слишком большую голову, оно словно бы глядело на Ливианну своими круглыми, как шары, глазами. Узкие сжатые губы и маленький остроконечный подбородок не сочетались с огромными глазами и отвратительно вытянутым назад черепом существа. Каменные подошвы обвивали исхудавшее тело, словно было очень важно помешать этому существу встать, потянуться и взять себе то, что принадлежало ему по праву.

Ливианна вспомнила, как описывала глаза богини Нандалее, вернувшись из самого центра полого мира, который девантары и альвы превратили в темницу для великанши.

Огромны, словно прерии Байнне Тир были глаза Нангог. Как же неизмеримо велика должна была быть богиня! Ее тело — массивнее гор. Выдох — словно буря. Ее боялись даже альвы и девантары, и поэтому обманули великаншу Нангог, свою слугу, которая обрела божественность. Они погрузили ее в магический сон и украли сердце из сверкающего изумруда, а затем разделили его на части. Ту половину, которую хранили альвы, Нандалее вернула, и Нангог сменила состояние глубокого, похожего на смерть сна на полудрему. Даже во сне она чувствовала, что происходит в ее мире. Чувствовала, что по поручению девантаров пришли дети человеческие, чтобы подчинить себе мир, созданный Нангог для своих собственных детей. Тех существ, пленников кристаллов, которых Ливианна видела в большой пещере, глубоко в Устье мира. Великанша создавала свой мир втайне. Ливианна никогда не могла понять, как можно спрятать целый мир. Может быть, от внимания альвов и девантаров ее защищало какое-то заклинание? И какой была Нангог? Доброй? Или она из числа тех слуг, все существо которых пронизано подспудной ненавистью к своим хозяевам?

Эльфийка скользнула взглядом по омерзительному барельефу. Неужели Нангог выглядела именно так? Или же это искаженное изображение создано девантарами в насмешку над ней? Какой бы ни была Нангог, если удастся полностью освободить ее от чар и, как надеялся Золотой, вернуть ей вторую половину сердца, а с ним и саму великаншу в миры, исход войны между альвами и девантарами будет предрешен.

Золотой был убежден, что пробужденная Нангог захочет изгнать девантаров и детей человеческих из своего мира и завершить начатое творение. Возможно, она и не станет союзницей альвов. Однако детей человеческих Нангог будет ненавидеть гораздо сильнее, ведь они попытались подчинить себе ее мир.

Отведя взгляд, Ливианна ступила на порог лестницы, ведущей наверх, к отверстию под барельефом, не обращая внимания на воина в белых одеждах, похожего на солдат из лейб-гвардии бессмертного Аарона, который сидел на нижней ступеньке. Безумие заставило его пронзить себе горло мечом. Эльфийка поглядела на сжимаемое в руке оружие. Может быть, ей тоже грозит опасность? И злые духи этого места могут заставить ее казнить саму себя?

Начать сомневаться в себе — первый шаг на этом пути, решила эльфийка и стала решительно подниматься по лестнице. Ступени были необычайно велики, словно были созданы для существ, ростом гораздо выше людей или эльфов. Скульптуры собирателей облаков, массивных существ, носивших корабли по небу в мире Нангог, украшали ступени. И только на последней ступеньке отчетливо виднелась нижняя часть статуи Нангог. Та область над зияющим в скале темным провалом, который до сих пор оставался скрытым в тени. Из обрубков ног великанши торчали кости. Кто бы ни создал эту скульптуру, он со зловещим упорством воссоздал каждую деталь изуродованного тела. Альвы и девантары отрезали ноги спящей великанше — такой вот акт проявления совершенно бессмысленной жестокости. Если Нангог создала свой собственный мир, то и ноги сможет отрастить заново.