— Дело в том, Клавдия Александровна, что в одном из дворов, где вы по воскресеньям торгуете молоком, произошло убийство. А именно: на улице Вавилова. Так вот я хотела бы задать вам несколько вопросов. Как возможному свидетелю. Вы не возражаете?

— Какое убийство? — Страх с лица женщины не только не сошел, наоборот, усилился. — Я ничего не видела.

«Необходимо срочно разрядить обстановку, — мелькнула у меня мысль. — А то она сейчас захлопнет перед моим носом калитку и откажется от всего на свете». Поэтому я быстренько изобразила умоляющий взгляд и почти нежным голосом проворковала:

— Не могли бы мы пройти к вам в дом? Я вам все подробно объясню.

Клавдия с сомнением прищурилась, наверняка подозревая во мне налогового инспектора, решившего хитростью проникнуть в ее жилище. Но я не дала ей времени на дальнейшие размышления и шагнула вперед, косясь на здоровущую грязно-белую псину, с явным вожделением взирающую на меня. Но она сидела довольно спокойно, пристегнутая к конуре толстой цепью. Лишь слюна вожжей стекала из раскрытой пасти. Весь вид собаки говорил о том, что она голодна. Тем не менее это меня не остановило, и Клавдии, словно гостье, пришлось идти за мной.

Мы прошли по узкой земляной дорожке мимо многочисленных грядок, и я присела на широкое низенькое крылечко возле раскрытой настежь двери.

— Садитесь, — похлопала я рядом с собой, создавая тем самым видимость непринужденных и даже свойских отношений.

Клавдия Александровна удивленно посмотрела на меня, потом на крыльцо, но все же присела, недовольно крякнув.

— Вы мне вот что скажите, уважаемая: в прошлое воскресенье вы во сколько прибыли на улицу Вавилова?

— Да в шесть утра, как обычно. Пока расставлю все, пока молоко по банкам разолью, то да се… А там уж и покупатели подойдут, — сложив руки на коленях, как примерная ученица, заговорила она, пряча от меня взгляд.

— Так. Замечательно. Мне сказали, что вы устраиваетесь всегда возле трансформаторной будки. Верно?

— Ну.

— И до какого времени там оставались в тот раз?

— Да ведь как всегда. Володька за мной в полвосьмого приехал, — так и не глядя на меня, отозвалась Клавдия.

— Вот и вспомните теперь, не подходила ли в то утро к красивой белой машине девушка небольшого роста, худенькая. Могла быть одета в белую же футболку и серое трико. И не открывала ли она багажник этой красивой машины?

Тут Клавдия Александровна встрепенулась:

— Ой! Подходила! Я тогда на нее очень даже внимание обратила.

— Так-так-так, — скороговоркой затараторила я, заелозив на месте от нетерпения. — И что же привлекло ваше внимание?

Видя, что ни о каких налогах речь не идет, Клавдия Александровна совсем раскрепостилась и, сев ко мне вполоборота, принялась рассказывать:

— Вот смотрю, значит, выходит из подъезда эта краля…

— Простите, из какого подъезда?

— А из второго. Из девятиэтажки. Вота, значит, выходит, меня не видит. Не моя клиентка, молоко никогда у меня не брала, не знает, что я тут. А я ее вижу хорошо. Ну, вот. И я себе думаю: чего так рано вышла да с пакетом? Можа, ко мне все-таки? Ан нет. Прямиком к этой машине белой идет. И стала багажник ковырять. Че-то у нее не получалось, я уж подумала, не воровка ли. Нет, гляжу, ключ держит. Потом пакетик с руки снимает. Достала оттудова че-то и вроде как в багажник положила. Захлопнула его. А потом вдруг р-р-раз! В кусты че-то закинула. Сирень там растет. И вроде стекло разбилось. Я прям подскочила. Вот, думаю, мусорит тут, да и стеклотару не бережет. Мы ведь с мужем бутылки завсегда сдаем, а уж банки, сами понимаете, на вес золота. Тут она меня заметила. Испуганно как-то взглянула, ну и пошла прочь. Вота, — довольная собой, закончила Клавдия и потерла коленки, разглаживая подол.

— Отлично! Просто замечательно, какая вы наблюдательная, Клавдия Александровна, — от души похвалила я. — И куда же эта девушка пошла?

— А в подъезд обратно вернулась.

— Она блондинка была или брюнетка?

— Да светленькая такая, — потрогала Клавдия свой платок. — Блондинка, блондинка. В серых штанах и белой кофточке, как вы и сказали.

Я достала обе фотографии Галины и протянула Клавдии ту, где она была без пририсованного мною парика:

— Эта?

Клавдия взяла карточку, отставила от себя подальше, затем приблизила и, вернув обратно, почти шепотом произнесла:

— Она. Точно она. А что, ее, что ль, убили-то?

— Ее, — вздохнула я. — Ну а что потом? Не выходила ли она снова чуть позже?

Женщина тоже тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой.

— А может быть, похожая на нее девушка выходила? Только с черными волосами. Но в таких же штанишках и зеленых сланцах.

— Ой! — снова всколыхнулась всем телом молочница. — Точно! Черненькая выходила. Прям минут через пять. Я еще подумала, что в таком же наряде. Мода, что ль, у них теперь така?

Я подала ей другую фотографию.

— Похожа?

Клавдия Александровна проделала с ней те же манипуляции, затем отдала мне и, пожав плечами, сказала:

— Вроде похожа. А что, сестра, что ль, ее?

— Да нет, не сестра. Это она же, только в парике.

— Ох, батюшки, — всплеснула она руками. — И зачем же это так? Для моды, что ль?

— Нет, просто хотела, чтоб ее никто не узнал. Но вы-то узнали?

Я понимала, что безбожно давлю на свидетеля. Будь я адвокатом в суде, меня бы немедленно попросили заткнуться. Но, к счастью, я не адвокат. И не в суде. И никто меня сейчас, кроме свидетеля, не слышит. А я во что бы то ни стало должна его, то есть ее, Клавдию, убедить в том, что видела она именно Галину Луговичную. Что, в сущности, является правдой. А для правды все средства хороши. Тем более если речь идет не только о правде, но и о справедливости. Не так ли? В общем, я себя убедила, что все делаю правильно.

— Да, да. Узнала, — энергично закивала женщина. — Она это. Она. А кто ж ее убил-то?

— Вот это я и выясняю. А вы очень помогли следствию, — снова не поскупилась я на похвалы, убирая фотографии обратно в сумку. — И вот что, уважаемая Клавдия Александровна. Сегодня же или завтра с утра к вам подъедут еще люди из милиции, и вы, пожалуйста, дайте им те же показания. Вы уж извините за беспокойство, но так у нас положено. Вечно всякая бумажная волокита да формальности.

Клавдия снова сникла, обняв большие круглые колени, и, глядя себе под ноги, спросила:

— А мне за торговлю в неположенном месте ничего не будет?

— Ну что вы, милейшая! Да вам благодарность будет за ваши бесценные сведения. Даже не сомневайтесь.

…Я ехала обратно в Тарасов. Стрелки часов неумолимо приближались к девяти. Придерживая руль одной рукой, я набрала номер Миющенко. Мне ответили, что он с полчаса назад ушел.