— А я откуда знаю? Меня наняли лишь для того, чтобы обелить имя Луговичного. Убийцу я искать не обязана, — устало отозвалась я.

— Да… но… — снова сник Миющенко, но тут же оживился. — Кстати! На опасной бритве, вернее на ее ручке, есть гравировка. Там написано: «Сыну от отца» и стоит дата — 14.09.89.

— К какой стати, Анатолий? — спросила я.

В голове у меня пронеслась какая-то мысль. Вот только я не успела зацепить ее даже за хвост. Просто подумала, что эта дата мне чем-то знакома. Но вот чем? Мозги требовали немедленного отдыха. «Да и на самом деле, надо мне, что ль, все это? Свое дело я уже сделала. И ни капельки меня не интересует, кто убил Галину. Мне эти убийцы во где сидят…» — я мысленно провела ребром ладони по шее. А вслух произнесла:

— Не будет ли лучше, если вы уже пойдете заниматься делом, а я спать лягу?

— Да, конечно, — сухо произнес Миющенко и, затушив недокуренную сигарету, направился к выходу. Подойдя к двери, он обернулся: — А-а-а…

— А деньги вы получите тогда, когда получу их я. То есть когда Рудик окажется дома. И это теперь зависит только от вас, — опередила я его вопрос.

— Понял, — кивнул он, надул щеки и обреченно-шумно выдохнул, потянувшись к ручке двери.

— Вот еще что, — остановила я его. — В каком месте на руке Галины был порез? Это я так, из чистого любопытства спрашиваю.

— На левой кисти. На тыльной стороне ладони.

— Угу. Очень профессионально. Даже тут все сходится. Правой рукой нанесла себе ранение вены, находящейся именно на тыльной стороне ладони. Там кровотечение при желании можно легко остановить. Если бы на запястье — только наложением швов. А Галя в больницу не спешила попадать.

Анатолий с уважением взглянул на меня и молча вышел.

Я отрубилась, не успев коснуться головой подушки. А в восемь утра в совершенно замечательный красочный сон про море, пальмы и темнокожих мулатов ворвался телефонный звонок.

Спросонья я не сразу поняла, кто меня потревожил. Нежный женский голосок взволнованно тараторил:

— Это Татьяна Александровна? — И, не дождавшись подтверждения, дальше: — Здравствуйте. Извините, что отрываю вас, но хотела узнать, что у вас по делу Рудольфа Луговичного? Я Мальвине Васильевне вчера звонила, она сказала, что все очень плохо. Галю нашли, — тут она замолчала, и я наконец сообразила, кто звонит.

Валентина Сластникова. И чего же ей от меня понадобилось в столь ранний час?

— А что, собственно, вас интересует, Валя? — спросила я, отрясая грезы ночи.

— Ну как же! Ведь Мальвина Васильевна сказала, что Рудика теперь непременно упекут в тюрьму! Но вы же знаете, что он не виноват! Этого нельзя допустить.

Что же это она так разнервничалась? И переживает не о смерти лучшей подруги, а о том, что Рудика упекут. Что-то тут нечисто.

— А почему вы решили, что он не виноват? — осторожно поинтересовалась я.

— А вы считаете наоборот?! — возмущенно воскликнула Сластникова. — Так зачем же тогда вы вообще взялись за дело?

— Я что-то не совсем понимаю ваш звонок. Что вы хотите, милочка?

Я села, спустив босые ноги на пол. Разговор становился все более интересным.

— Я… я хо… я хочу, — заикаясь от волнения, проговорила Валюша, — нам надо с вами встретиться, наверное.

— Зачем? У вас есть какие-то сведения в пользу Луговичного?

— Я… я не знаю, но… — снова замялась она, будто испугавшись собственных слов. — Но я знаю, что он не виновен в смерти Галочки.

— Так. Ладно. Вы сейчас где? Дома?

— Нет, на работе, — сказала она тоном, словно сомневалась в этом.

— Вторая городская больница, если не ошибаюсь?

— Да, но… — с трудом вымолвила Сластникова.

— Хорошо, давайте договоримся, что через сорок минут вы выйдете к главному входу. Я подъеду, и мы спокойно поговорим. Идет?

— А-а-а… а о чем? — ее испуг усилился. — Я ничего не знаю.

— Тогда зачем вы звоните?

— Просто… просто хотела сказать, что…

— В общем, так, Валя, я подъеду через сорок минут, и вы мне все скажете еще раз. И постарайтесь, чтобы я не искала вас по больничным коридорам, — произнеся все это абсолютно безапелляционным тоном и не дожидаясь ответа, я повесила трубку.

А как только повесила, вспомнила! Да, вспомнила, почему мне показалась знакомой дата, выгравированная на ручке бритвы, которой была убита Галина Луговичная. Именно она прозвучала, когда Валентина рассказывала о том, что ее муж в свой день рождения, а именно четырнадцатого сентября, год назад, поссорился с Рудольфом.

Вот так поворотец! Что же получается? Убийца Луговичной — муж Сластниковой? Неужели именно он насоветовал ей устроить спектакль и подставить собственного супруга? А затем сам довершил дело, убив Галину? В отместку, что ли… Что же там за ссора была, что все так серьезно обернулось… И не потому ли сейчас звонила Валентина, что все это знала, но боялась сказать?

Я встала и пошла на кухню. Не умывшись и не позавтракав, схватилась за сигарету и продолжила размышления.

Итак, если убийство совершил муж Сластниковой, то почему оставил на месте столь важную улику, неоспоримо подтверждающую его к тому отношение? А вещи… Вещи Галины, купленные во «Фламинго», он забрал с собой? Зачем? И где теперь черный парик, сарафанчик с ирисами и прочее? Ладно, не буду пока делать выводы. Надо для начала увидеться с Валентиной.

Я быстро умылась, сварила кофе, без особого энтузиазма заглотала пару ванильных сухариков, влезла в джинсы и покинула квартиру.

Небо было затянуто серой пеленой. В воздухе чувствовалась зыбкая прохлада. Неужели, наконец, пойдет дождь? Пора бы, а то хищное солнце уже давно действует всем на нервы.

Подруливая к больнице, я взглянула на часы: получилось, что приехала на пять минут раньше. Но Валентина уже стояла возле центрального входа, крутя головкой в медицинской шапочке. Завидев мою машину, которую наверняка запомнила, когда выглядывала из-за кухонной занавески после нашей первой встречи, она стала спускаться по ступеням, придерживая полы незастегнутого белого халата. И тут неожиданный порыв ветра распахнул его, и я саркастически усмехнулась про себя: под халатом на ней был… синий сарафанчик с белыми ирисами! Но меня это нисколько не шокировало, ведь я уже знала, что семья Сластниковых причастна к смерти Галины Луговичной. Только который из них — муж или жена? Или оба вместе?

Я приветливо помахала Валентине рукой из окна, потом открыла сумку, включила на запись портативный магнитофон и переложила его на заднее сиденье. При этом поймала себя на забавной мысли: вот, все нормальные женщины носят в своих сумочках туго набитые косметички, носовые платочки, расчески, я же — записывающие устройства, наручники и порой пистолет.