— Ох, — облегченно вздохнула она, — будто камень с души свалился. Я ведь последнее время просто ни есть, ни спать не могла. Спасибо вам большое.

— За что?

— За то, что помогаете мне совесть очистить. Ну, так вы Михаила уже сегодня брать будете? — теперь ее голос был тверд.

— А он сейчас дома?

— Да, опять со смены отсыпается. И опять нетрезвый. Только он дверь вам не откроет. Он, когда после дежурства приходит, спит весь день до вечера как убитый. Ни к телефону, ни к двери не подойдет. Правильно говорят, что спит, как пожарник, — криво усмехнулась она.

— А вы когда с работы вернетесь?

— Я в шесть сегодня освобожусь. Вы хотите при мне его арестовать? — снова задрожала Сластникова.

— Ну, не взламывать же квартиру.

— Ладно. Пусть это при мне произойдет, я выдержу, — согласилась она. — Приходите к шести. Только показаний я при нем никаких не дам, сразу предупреждаю.

— Не волнуйтесь. Все будет как надо, — дружески похлопала я ее по руке, и мы распрощались.

Как только Валентина скрылась в больничных дверях, я выключила магнитофон и, взяв трубку сотового, набрала номер Миющенко, хотя и сомневалась, что застану его на месте. Но, к большому своему удивлению, услышала его голос.

— Миющенко слушает! — резко выпалил он.

— Интересно, что это вы, Анатолий, делаете в отделе? — не поздоровавшись, спросила я. — Вам же надо сейчас носиться как угорелому в поисках истины. Или вы уже все успели?

— У нас сейчас Клавдия из Покровска, — ответил он, понизив голос. — Показания дает. Я не могу говорить.

— Поняла. Тогда выйдите на улицу. Я через пять минут подъеду.

— Боюсь, не смогу, — уже громче произнес он.

— Это важно. Кажется, убийца найден, — сказала я и прервала связь.

Ровно через пять минут я была возле отдела, а еще через минуту из дверей выбежал Миющенко. Он лихо запрыгнул в машину и предложил отъехать подальше в целях конспирации.

— Только давайте побыстрее, дел по горло, — добавил он. — Благодаря вам у нас все кипит и бурлит.

— Что ж, простите за причиненные хлопоты, — не удержалась я от очередного укола в его адрес и, завернув за угол, притормозила.

— Короче так, Анатолий Несторович: орудие убийства принадлежит Михаилу Сластникову — мужу Валентины, лучшей подруги Галины Луговичной. Я ясно выражаюсь?

— Не совсем, — с сомнением посмотрел он на меня, сев вполоборота.

Я терпеливо объяснила еще раз и подробнее. Сработало — Миющенко просиял.

— Да вы что? И только вот так, вспомнив дату, вы вышли на след убийцы? — неподдельно восхитился он. — Вот это здорово!

— Минуточку, любезный, — остановила я его. — Вы, похоже, из моего рассказа не поняли главного. Скорее всего, убийца не Михаил. Как я догадываюсь, на орудии убийства никаких отпечатков пальцев не нашли?

— Да, не нашли. Но кто же тогда? — изумился Анатолий.

— Я больше чем уверена, что это сама Валентина.

— А где доказательства?

— Вот тут сложнее. Сарафан с ирисами — пока единственная улика против нее. Она мне сказала, что купила его на базаре. Подозрения в ее адрес у меня появились еще тогда, когда я думала о том, почему Михаил оставил на месте преступления свою бритву. А ложь про сарафанчик, рассказанная Валей, лишь подтвердила их. Очень уж много в этом деле явных подставок и подтасовок.

— А мотивы?

— Думаю, зависть и ревность. Не исключаю, что Сластникова влюблена в Рудольфа. Слишком рьяно защищает она его, даже не замечает, что засовывает в петлю собственную голову.

— Но… ведь она может сказать, что этот сарафан ей муж подарил, — вымучил из себя Миющенко.

— Браво, Анатолий! Вы растете прямо на глазах. Я тоже об этом подумала. Есть, правда, запись нашего с ней разговора. Но ведь это не улика для суда, сами понимаете. А потому необходимо обставить дело так, чтобы она не смогла изменить свои показания. Для начала вам нужно получить разрешение на обыск в квартире Сластниковых. Как скоро это можно устроить?

— Э-э-э! — покачал он головой. — Для обыска необходимо иметь хоть какой-то повод. А как я доложу начальству, что подозреваю Сластниковых? Ясновидение, что ли, у меня открылось… Я и так всех удивил своими способностями.

— Сейчас научу, — обворожительно улыбнулась я. — Будете рассказывать следующее. Вас заинтересовала гравировка на ручке бритвы. Вы стали рассуждать следующим образом: отец мог подарить сыну эту вещицу, скажем, на восемнадцатилетие. Так?

Миющенко с сомнением посмотрел на меня.

— Что тут непонятного? Дарственная надпись — значит, скорее всего, ко дню рождения. Когда начинают бриться молодые люди? Лет в восемнадцать. Вот вы и отнимаете от восемьдесят девятого года, который означен на ручке бритвы, восемнадцать. Получается семьдесят первый. Это и есть предполагаемый год рождения человека, кому она принадлежит. Дальше вы садитесь за компьютер… Кстати, вы умеете им пользоваться? — встрепенулась я.

— Да, конечно, — утвердительно кивнул Анатолий.

— Так вот, вы садитесь за компьютер и начинаете просматривать фамилии всех людей, родившихся четырнадцатого сентября тысяча девятьсот семьдесят первого года, плюс-минус год, проживающих в нашем Тарасове. Перед вами всплывает знакомая фамилия — Сластников. Он же вместе с женой проходил у вас свидетелем, вот вы фамилию и запомнили. Вы, разумеется, сразу им заинтересовались. Что еще нужно? Найти отца Михаила, чтоб он подтвердил свой подарок.

— А вдруг отец подарил ему бритву на двадцатипятилетие? Почему я стал искать именно с семьдесят первого года?

— Анатолий! Ну, какая разница? Главное, вы смысл уловили?

— Понял я, понял, — почесал свой длинный нос молодой следователь. — Постараюсь. Между прочим, стакан тот нашли и уже экспертизу сделали. Все совпало. И Клавдия Александровна Луговичную опознала. А опрос свидетельницы Елены Макаровой еще вчера произвели. Без меня, правда.

— Не может быть! — воскликнула я, наигранно вытаращив глаза. — Так быстро. Я просто потрясена! И что же, Рудика можно отпускать?

— Во всяком случае, в прокуратуру его дело пока не передают, — несколько уязвленно проговорил Миющенко. — Ладно, я сейчас отработаю версию насчет Сластникова, а там посмотрим. Если этого мужика возьмем с поличным, то есть обнаружим у него дома остальные вещи Луговичной, то Рудольфа сразу отпустим. А там уж дальше разбираться будем.

— Вы так торопитесь получить деньги? И вам совершенно наплевать, что Михаил, возможно, не виновен? — изумилась я, почувствовав вдруг жалость к пьянице Сластникову. — Что ж, ладно, теперь я буду действовать сама. Очистите, пожалуйста, помещение.

— Зря вы так, Татьяна Александровна, — вздохнул опер. — Это у вас все быстро и просто, а мы ведь законом придавлены. Сколько всяких формальностей надо соблюсти, бумаг кучу оформить и так далее. Чтоб стакан этот чертов из кустов достать, понятых еще пришлось искать.