экономической безопасности, которой наши родители достигли к тому времени, когда они достигли нашего возраста. Когда-то нас считали авангардом технологической смекалки, мультикультурной интеграции и предпринимательской смелости. Теперь мы прекариат: грустные, одинокие и обремененные долгами [115].

«Я устал». Целое поколение миллениалов (молодых людей от 25 до 40 лет) устало от нестабильности, прекарного труда, экологического кризиса и революций. А тут еще и пандемия, и самоизоляция. В таких условиях не до любви. Как отмечает социолог эмоций Ева Иллуз [116]:

Внутренняя жизнь субъекта <…> становится неопределенной, перемещаясь от одного объекта к другому, и, таким образом, действует в состоянии неопределенности, неспособности принять решение из-за неспособности зафиксировать желание на человеке или институте.

На то, чтобы испытывать любовь или пытаться ее найти, просто «нет ресурсов» [117]. Сил хватает лишь на вечерний обмен любезностями в тиндере, и то не всегда. Некоторые утомляются уже после двух-трех мэтчей. Тебе не хватает ресурсов и времени, ты работаешь и учишься 12 часов в сутки, а оставшиеся три перед сном равномерно делишь между спортзалом, психологом и сериалом про зомби-апокалипсис.

Любовь в агонии просит о континууме – или хотя бы его иллюзии. Отношения же предполагают начало и финал, заканчивающийся, впрочем, расставанием с тем или иным сценарием. Есть ли в этих современных проектах опосредованной интимности место для боли, ностальгии или романтики? Для лунных серенад, бессонных ночей и стихотворных посланий? Или они останутся тоской нарциссичных героев-любовников, так и не отыскавших правильный, «здоровый» подход к «партнеру»?

Нарциссизм

Юлия Пирумова, психолог, гештальт-терапевт, автор книг

Однажды все хорошие люди объединились и выяснили, кто на свете самый плохой. Оказалось, что во всех бедах мира вообще и человеческих отношений в частности виноваты нарциссы. И еще немного абьюзеры [118]. Но это не точно.

После этого мы обрадовались и стали называть нарциссами неудавшихся мужей, плохих любовников, вредных свекровей и прочих родителей, отомстить которым по-другому не получилось. Мы диагностировали в неподходящих нам людях симптомы нарциссизма – претензии на уникальность, неспособность к сочувствию, эгоизм – и успокаивались. Интеллигентно получалось говорить себе: «Я хороший, это просто ты нарцисс». Пусть только внутри нашей психики, но справедливость ненадолго восстанавливалась.

Да. Нарциссизм стал популярен и демонизирован. Из множества книг, вышедших в последнее время, все желающие научились распознавать «10 признаков нарцисса» и выяснили, «как его обезвредить», а в интернете плодятся группы, где объединяются жертвы перверзных, конечно же, нарциссов и жалуются друг другу на тяжелую жизнь. При этом нередко они описывают обычные человеческие отношения, в которых люди не умеют договариваться, видеть и слышать друг друга. Но в группах «нарциссоненавистников» почему-то это называется «постоянно обесценивал», «игнорировал мои потребности», «эксплуатировал и использовал».

Как практикующий психолог, я вижу необходимость вовсе не в том, чтобы шельмовать нарциссов, но напротив – реабилитировать и нарциссизм вообще, и нарциссов в частности.

Начнем с того, что здоровый нарциссизм, который заключается в хорошем чувствовании и понимании себя, своих возможностей и ограничений, – это одно из самых прекрасных и желанных человеческих состояний. Но сейчас у многих из нас настолько сбиты настройки, что нам уже искренне кажется, что если мы не успешны, то с нами что-то не так. Мы перестаем сравнивать себя с самими собой в прошлом, гордясь своим движением и развитием. Мы теряем связь с тем, кем мы являемся на самом деле. Мы перестаем замечать, что нам нравится или не нравится.

Вместо этого мы глядим по сторонам в поисках идеальных ориентиров, пытаемся натянуть себя на искусственные образы, занимаемся тем, чем должны – по нашему мнению – заниматься успешные люди, и бесконечно сравниваем себя со всеми, кто хоть чуточку в чем-то лучше. «Облаченные в искусно выстроенную иллюзию безграничных возможностей, мы все, по крайней мере до наступления кризиса середины жизни, придерживаемся веры в то, что наше существование – бесконечно восходящая спираль достижений, зависящих только от нашей воли», – отметил однажды гений психотерапии Ирвин Ялом [119].

Ялом очень тонко подметил метафору: жизнь как бесконечно восходящая спираль развития. Но спираль эта сделалась уже не просто траекторией отдельно взятой жизни, а повсеместным нарциссическим трендом. Развитие начинается уже в утробе матери прослушиванием Шуберта и Моцарта. В полгода ребенку прививается второй язык. В год умение отличать того же Шуберта от Баха. А в два года ребенок обязан ставить сценки на тех же двух языках и показывать их перед всеми знакомыми, чтобы родителям было не стыдно за бесцельно прожитые своим ребенком годы.

Каждый последующий жизненный шаг и выбор должны быть успешнее и удачнее предыдущих с точки зрения результатов. А способности управлять собой, держать себя в руках и быть независимым от реальности должны наращиваться по восходящей. Нарциссический идеал – это способность идеально жить свою жизнь, используя каждую возможность стать лучше, успешнее и эффективнее.

Мы становимся слишком уязвимы в той своей части, которая отвечает за хорошую самооценку. И почти все мы обзаводимся на этом фоне навязчивой идеей стать лучше прежней версии себя. Стать таким грандиозным, чтобы никакие сравнения с другими не могли нас больше ранить. Однако нередко нарцисс живет вовсе не ощущением своей грандиозности, а наоборот, с болью от собственного ничтожества.

Но что же именно болит у нарцисса? Чувство собственной ценности и самоуважения. Наше нарциссическое ядро – это процессор с мощной программой, которая отвечает за наше восприятие себя и адекватное понимание своих возможностей и ограничений.

Люди с нарушениями в этой сфере живут в постоянном ощущении собственной ущербности и ничтожности по сравнению с тем идеальным образом, которого никак не удается достичь. На то он и идеальный. В зависимости от тяжести ранения нарциссизма наши защиты будут работать по-разному. На полюсе патологического нарциссизма (то есть когда речь идет уже не об отдельных особенностях психики, а о полноценном нарциссическом расстройстве личности) защиты против ощущения собственного ничтожества такие мощные, что все издалека будут видеть, насколько грандиозный перед ними человек.

Нарцисс оказывается охваченным навязчивой идеей собственной грандиозности. Он убежден в своей уникальности и даже избранности по сравнению с обычными людьми. Но никакая реальность не может все это подтвердить, и, сталкиваясь со своей неспособностью влиять на мир, человек испытывает смесь стыда и ярости. На этом топливе он вновь и вновь атакует окружение в попытках доказать свое всемогущество. Ко всему этому прилагаются эксплуатация окружающих, игнорирование их чувств и переживаний на пути к достижению своей грандиозности. Строго говоря, именно таких людей принято называть «нарциссами» в клиническом смысле слова. Но хорошая новость в том, что их на планете совсем мало – не больше 5 %.

В противоположность этому человек со