и не налаживая отношения. Например, ребенок просит родителей купить ему гаджет – ведь у всех в школе уже есть! – и слышит в ответ ожидаемое «отстань». Более развернутый ответ – о том, что не все, что есть у всех в школе, надо хотеть; о том, что в семье может не быть денег, – требует сложной коммуникации. Для того чтобы ребенок в такой ситуации понял родителя, нужна не одноразовая воспитательная мера, а длительный континуум общения, доверительных отношений. И именно такая коммуникация предполагает любовь, потому что нужно создать какую-то совместность, превышающую и вас, и его, должно появиться что-то большее. Что проще? Проще пойти и взять кредит, пусть ребенок успокоится.

Чем больше возможностей взять кредит, тем больше соблазнов ни о чем ни с кем не договариваться. Когда в маленьком городе появляется микрокредитование, в нем начинают распадаться остатки сообщества, остатки коллективной жизни. Человек становится негативно свободен: он больше не вынужден чувствовать чужой локоть и что-то терпеть, ему больше не нужно если не отчитываться перед остальными, то по крайней мере признавать их право на социальный контроль. Вместо всего этого на центральной площади появляется маленькая дверка с надписью «Кредит».

Ничего не чувствую

Наталья Савельева, социолог, публицист

«…Но ты же знаешь, да, что я ничего не чувствую…» – постоянный рефрен в моих телефонных разговорах с сестрой. «Что вы сейчас чувствуете?» – спрашивает меня терапевт. «Ничего», – отвечаю я. Почти всегда. Я очень стараюсь нащупать хоть что-то и с вопросительной интонацией добавляю: «Огорчение?» или что-то в этом роде. «Знаете, „ничего“ – самый частый ответ, который клиенты дают на этот вопрос». По этому поводу я тоже ничего не чувствую.

Ничего не чувствую стало открытием.

Ничего не чувствую стало проблемой.

Ничего не чувствую стало диагнозом.

1

«Ничего не чувствую» встраивается в обыденный нарратив как часть идентичности: да, я человек, который плохо чувствует то, что он чувствует, да, это произошло потому, что в детстве… Да, сейчас я стараюсь это преодолеть. Да, сейчас я стала чувствовать лучше. Или: да, так жить нельзя, очень хочу это преодолеть, но как?

Как всякий уважающий себя выходец из деструктивной семьи я … ммм… испытываю трудности с берегами. Я их часто не вижу. То есть не чувствую усталости, пока не начнет трясти. Не чувствую сытости, пока не начинает распирать желудок. Не чувствую, что заболеваю, а заболев – думаю, что показалось.

Один из постов в закрытой группе в фейсбуке

Всегда задумывалась над этим, но никогда не хотела признаваться об этом кому-то. А когда призналась приятельнице и маме – получила в ответ лишь «Это же хорошо» и «Ну не знаю, давай обратимся к психологу»… Честно, я совершенно в себе запуталась. Я слишком легко отпускаю. Слишком. Я могу отпустить абсолютно кого угодно, если это только не мои близкие родственники и животные.

Что мне делать? Подскажите, пожалуйста. Мне надоело быть какой-то бесчувственной машиной. Все считают меня улыбчивым, искренним человеком, который может найти подход практически к каждому человеку, у которого наверняка много друзей. Но я не могу признаться всем, что я отпускаю людей, как только они захотят уйти. Я ничего к ним не чувствую… Пока человек со мной – я буду для него делать все и прошу хотя бы приблизительно того же взамен. Если человек ушел – ничего страшного…

Я устала от этого. Хочу веселиться с друзьями. Хочу полюбить этого прекрасного молодого человека. Хочу почувствовать хоть что-то к неродным людям…

Один из комментариев под статьей про то, как научиться чувствовать [123]

Что именно «не чувствуют» те, кто «ничего не чувствует»? Эмоции и желания. Привязанность. Других людей. Можно не ощущать то, что обычно квалифицируется как травма («Я не ощущаю свою травму – что делать? Может быть, это не травма? Или я вытеснила?» – спрашивают в одной из закрытых групп в фейсбуке). Наш нарратив о самих себе, как и наша субъектность, все больше и больше выстраиваются вокруг наших чувств и, соответственно, способности их переживать. Иметь чувства – норма. Не иметь – отклонение. «Ничего не чувствовать» – быть «сухарем», «бесчувственным» человеком с неразвитой эмпатией, например, – больше не считается просто чертой характера, личной особенностью. Это становится проблемой, а затем превращается в диагноз. На «Яндекс. Кью» девушка задает вопрос [124]:

Как думаете, является ли нормальным состояние, при котором ты как будто ничего не чувствуешь?

Моя проблема заключается в том, что последние несколько лет у меня довольно странное состояние: меня ничего не интересует. Абсолютно ничего. <…>

Почти любые события моей жизни не вызывают у меня никакой реакции. Мне абсолютно без разницы. Я чувствую себя каким-то овощем или бесчувственной машиной/куклой/просто телом.

Это постоянное состояние нельзя назвать каким-то депрессивным или радостным. Оно никакое. Иногда мне даже нравится оно. Нравится ничего не испытывать. Иногда я испытываю, например, боль от музыки или книги и начинаю плакать. При этом в эти моменты мне кажется, будто во мне проснулся живой человек, кем должна быть я, который хоть что-то чувствует и наверно чем-то интересуется. Но это бывает очень редко. И то недолго.

И я не могу не замечать своих чувств, как мне писали на одном форуме – их просто нет.

Будучи фреймировано как отклонение, «ничего не чувствую» перестает быть естественным состоянием. Во-первых, «ничего не чувствую» получает причину. Во-вторых – диагноз. В-третьих – лечение.

Перестав восприниматься как естественное состояние, «ничего не чувствую» становится симптомом, следствием прошлого, которое лишило индивида способности чувствовать. «К ситуации „ничего не чувствую“ человек приходит не только потому, что его лишали опыта и возможности опираться на свои ощущения, а еще и за счет травм», – объясняют в статье про то, «как научиться чувствовать» [125]. Травму можно осознать и проработать. Если «не болит» там, где должно болеть, всегда есть объяснение: «Вы обезболили ту часть», «Тогда вы были в ресурсе» [126], «Ваше отношение к телу поменялось». Универсальный рецепт: «Нужно разбираться с терапевтом». Прошлая травма, да и просто прошлое («деструктивная семья», детство и т. п.) задает темпоральность нашей субъективности: что-то произошло в прошлом, что стало нашей истиной; эта истина определяет нас, в то время как сами мы этого не осознаем; мы находимся во власти этой истины; чтобы освободиться, надо приблизиться к ней, раскрыть ее – сделать видимой и преодолеть. Нужно создать новую истину нашей жизни на месте старой. Поэтому то, что связано с «ничего не чувствую», также связано с идеей – желанием, необходимостью