Вероника

Напоминать себе об обиде, о том, что месяц я жила с непроходящей болью в сердце и чувством, что меня бросили, больше не получалось. Да и зачем, если это тянуло назад? Дима касался моего живота, смотрел в глаза, и я не желала жить ошибками. Своими ли? Его? Да какая разница.

Кто из нас подался вперёд первым, не понятно. Губы соприкоснулись, и в момент, когда язык его оказался у меня во рту, я бесповоротно сдалась. Обхватила его за шею и прильнула со стоном. Отвечала, теряясь в чувствах и понимала, что соскучилась. Как ненормальная соскучилась по его рукам и губам. Мимо нас проносились машины, а я ничего не могла поделать с собой. Таяла льдинкой, гладила его у линии роста волос.

Какой бы ни оказалась правда, приму её. Кем бы он ни был. Футболка на спине задралась, Дима поглаживал меня, терзал губы. Дыхания не хватало. Прерывисто дыша, я сделала короткий вдох и опять почувствовала его вкус: терпкий, чуть горьковатый запах сигарет и сладкий — желания.

— Останови меня, девочка, — мне в губы с очередным поцелуем. – Останови, иначе трахну тебя прямо на заднем сиденье.

Перспектива вызвала не отторжение, а новый стон. Разум стал союзником чувств. Запустив пальцы в густые волосы Димы, я приоткрыла глаза. Пьяная от собственного желания, потерялась в опасной мгле зрачков. Нервно сглотнула. В живот мне упирался твёрдый член, губы саднило от жажды новых ласк.

— У кого-то из нас двоих должны работать мозги, — прохрипел он.

— Почему ты считаешь, что у меня?

Он резко втянул носом воздух. Зрачки стали ещё шире. Отпустив, отошёл на шаг, и я, потерявшая опору, прижалась спиной к машине.

Дима взял из салона сигареты. Закурил, встав у капота. Смотрел вперёд, хотя там ничего не было.

Пока он курил, я пришла в себя. Одёрнула футболку и встала рядом.

— Ты разрешишь мне тренировать?

Повернув голову, он внимательно посмотрел на меня.

— Ты беременна. Как ты себе это представляешь?

— Я нормально представляю, — снисходительно улыбнулась. – А вот ты, судя по всему, не представляешь, что такое занятия с детьми. Думаешь, фигуристы с ходу начинают выполнять элементы уровня Олимпийских игр?

Похоже, примерно так он и думал. Глаза выдали его. И намёк на пренебрежительную усмешку тоже.

— Ты действительно этого хочешь? – спросил, сделав последнюю затяжку. Окурок полетел на землю.

Я вдохнула горьковатый запах табака. Встала перед Димой.

— Да. Это именно то, чего я хочу. Если мы начинаем жизнь с чистого листа, Дим, давай сделаем это вместе.

— Мы уже делаем это вместе, — взял меня за бёдра и придвинул к себе. Глаза в глаза. – Хорошо. Попробуй. Но с одним условием: если что-то пойдёт не так, ты повременишь с этим хотя бы год. Согласна?

— Согласна, — не колеблясь. Сама сделала крохотный шажок, быстро поцеловала его и отступила, пока не стало поздно. Улыбнулась уголками губ и, обойдя машину, села на переднее кресло. Рядом с водительским, которое уже спустя несколько секунд занял мой муж.

Поняв, что перед нами ворота кладбища, я немало удивилась. Выйдя из машины, Дмитрий что-то сказал охраннику, и тот без лишних вопросов пропустил нас на территорию. Вскоре, правда, из машины мы вышли.

— Зачем мы сюда приехали? – Спросила, когда мы прошли вперёд, мимо нескольких участков, среди которых выделялся один – с большой гранитной плитой и выгравированным на ней мужским портретом.

— Подожди немного, сейчас сама поймёшь.

Больше я ни о чём не спрашивала. Кладбища не вызывали у меня неприятия. Смерть родителей научила воспринимать их не только как место скорби, но и как место, где можно хоть иллюзорно, но побыть ближе к тем, кого больше нет рядом.

— Сюда, — позвал Дима, подойдя к добротной ограде. Открыл калитку и, дождавшись, пока я зайду, закрыл за нами.

Участок был большим. С беседкой и несколькими соснами, скрывающими от посторонних взглядов надгробия. Вместе с Дмитрием я подошла ближе к могилам.

— Сегодня день рождения отца, — показал мне на одну из плит.

— Александр Афанасьев, — прочитала и посмотрела на Диму. – Значит, ты Дмитрий Александрович.

Раньше я не придала значения отчеству. А ведь в паспорте так и было – Дмитрий Александрович. Только фамилия другая.

Рядом с могилой отца Дмитрия была другая – его матери. Умерла она, согласно дате на надгробии, четыре года назад. Если отцу на момент смерти было за семьдесят, она не дожила и до шестидесяти.

— Сердце, — пояснил он, поняв, должно быть, о чём я подумала.

Я кивнула. Третье надгробие стояло поодаль. Хотела спросить, кто похоронен там, но Дмитрий предупредил вопрос. Подвёл меня к памятнику и, встав позади, положил руки на плечи. Я приоткрыла губы. Этого не могло быть. Просто не могло. Или…

Порывисто обернулась к нему.

— Это же… — выдохнула, всё ещё не веря. Повернулась обратно.

Афанасьев Дмитрий Александрович. Дата рождения и смерти. Дата смерти, согласно которой стоящий позади мужчина умер больше года назад.

_________

Дорогие читатели!

Главы теперь будут выходит ежедневно, так как отложка работает с перебоями, может быть выходной, о котором я предупрежу заранее)

— Как это может быть? – вопрос был глупым.

Нет, не глупым. Бестолковым.

Как может быть, что он жив, хотя сейчас мы стоим на его могиле? Как такое можно провернуть? Множество вопросов, которые я не могла даже сформулировать. И все они сложились в один, заданный мной.

Дмитрий жестом показал на лавочку. Под ногой хрустнула ветка. Я вздрогнула.

— Бизнес, которым я занимался, был связан со строительством, — заговорил он, присев.

Я опустилась рядом. Чуть прищурившись, Дмитрий упёрся взглядом в надгробье.

— Это был достаточно грязный бизнес, Ника. Если ты считаешь меня хорошим парнем, зря.

— Парнем, — фыркнула. Достаточно с меня «хороших парней». Одного хватило за глаза. – Нужно быть тупицей, чтобы считать тебя хорошим парнем. Хотя, как выяснилось, я не очень-то в этом разбираюсь.

Ковырнула мыском кроссовка траву. На кисть попало солнце, и камни в оправе из белого золота заиграли.

— Что это была за бумага у тебя в бумажнике? Как я поняла, это разрешение на использование участка земли. Почему оно так важно для тебя? Ведь ты наверняка мог получить дубликат.