В поселке строится православная церковь. Закончен внешний каркас и обшивка. Установлены окна. Женщина, едущая на велосипеде, не сбавляя хода, крикнула: «Спросите батюшку. Рабочие вона батареи отопительные в церкви монтируют, а батюшка сад садит». Завидя человека с рюкзаком, рассматривающего церковь, вышел из сада батюшка. Это была единственная на тысячи километров православная церковь. Край не простой — миссия на выживание. Но батюшка настроен оптимистично: стены есть, купола покрыты золотом, окна поставили. Осталось сделать отопление, и за отделку можно браться.

Темнело. Из-за сараев и домов стали появляться сомнительные личности. Появление каждого из них сопровождалось окриком: «Дай закурить!» Дальше ходить по Архаре было небезопасно. Хозяева запирали ворота и спускали собак во дворы. В квартирах гасили свет и задергивали занавески. Я поспешил на вокзал.

На станции поднялся на виадук, чтобы осмотреть хозяйство местных железнодорожников. Под виадуком семь веток путей, есть следы и от разобранных. Вдали вытянутые здания электровозного депо. В отстойнике ржавели брошенные голубые вагоны электрички. Трехсекционные электровозы один за другим тащили составы на восток. С противоположной от вокзала стороны виднелись сооружения местного аэродрома. Здание руководителя полетов с характерной авиационной радиоантенной, развевающийся полосатый колпак-колдун и серебристые баки с керосином. Из-за кирпичной пятиэтажки торчал красно-белый хвост Ан-12. На вид самолет был в достаточно бодром состоянии. На станции зажгли уличные фонари со специфическим красноватым оттенком.

На вокзале обнаружился неприятный момент. Во время прогулки по Архаре бутылка с водой в рюкзаке дала течь и замочила мешок с одеждой. Нужно было организовать сушку, пока я не сел в поезд. Но как? Развешивать одежду в зале ожидания? Не поймут. Кроме меня, поезда дожидались несколько пассажиров. Были и служащие: два охранника, полицейский и дежурная по вокзалу. «На помощь» пришел полицейский. Он внимательно наблюдал за мной все то время, пока я перебирал вещи в рюкзаке. Полицейский осторожно подошел, козырнул к черной бейсболке с кокардой и пробубнил свою должность и фамилию:

— Стрррлейтр Бурллейтр. Ваши документы и билет прошу!

Внимательно изучив паспорт и свежекупленный билет, полицейский кивнул на рюкзак:

— Что там? Запрещенные предметы есть?

— Хотите досмотреть?

Он задумался. По волнообразным движениям его тонких губ было видно, что какая-то мысль блуждает под бейсболкой с кокардой. С минуту он постоял в задумчивости, а затем, не говоря ни слова, круто развернулся на каблуках и зашаркал обратно к посту охраны. Вскоре он вернулся с двумя охранниками. Это были понятые.

— Попрошу открыть рюкзак, — переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, попросил полицейский. Было заметно, что он сгорает от любопытства узнать, что внутри.

Я попросил составить протокол досмотра и предоставить копию мне. Полицейский погрустнел, удалился в свою комнату и пропал там на целых десять минут. Приглашенные понятые от скуки смотрели телевизор. Я читал книгу. Через десять минут полицейский снова появился. Лицо его светилось. В руке он держал синий планшет, в котором прищепкой были зажаты два листа бумаги.

— Открывайте, — скомандовал он.

Первым делом я достал промокшую одежду и развесил в зале ожидания на спинки кресел. Свободных кресел было предостаточно. Полицейский осмотрел предметы одежды и переключился на палатку, спальник и прочее снаряжение. Главное — одежда была развешана на просушку. С полчаса продолжался досмотр рюкзака. Внимательно осматривалась каждая деталь, каждый элемент. Еще час полицейский заполнял два экземпляра протокола досмотра. По всей форме, с занесением в протокол паспортных данных всех участников, их адресов и телефонов. Подпись, дата. И здесь еще, пожалуйста. Второй экземпляр протокола досмотра был торжественно вручен мне. Полицейский виновато предложил помочь собрать вещи.

— Нет, нет. Справлюсь, — запротестовал я.

Еще минут тридцать я проболтал с охранником, которого заинтересовала цель моего путешествия. Он оказался интересным рассказчиком и поведал про местные обычаи, охоту, стройку Транссибирской магистрали в этих местах, на которой когда-то работал. Не обошлось и без сетования на тяжелые условия жизни. Все это время я перемещался по залу ожидания, ощупывая подсыхающую одежду. Несколько раз настойчивый полицейский появлялся и предлагал свою помощь по сбору вещей. Но каждый раз я отказывался, убеждая его, что справлюсь самостоятельно.

В здании вокзала было тепло. Вещи быстро высохли. Скоро должен был подойти поезд. Я упаковал рюкзак и вышел на перрон. Из репродуктора сипло гремело: «Триста двадцать пятый на второй путь! Маневровый проходит по третьему. Внимание!» Вдали послышался перестук колес на входных стрелках станции. Показались огни поезда Хабаровск — Нерюнгри, который значился в расписании как № 325Э.

Шла посадка на поезд Хабаровск — Нерюнгри. Проводник указательным пальцем поминутно поправлял съезжающие на переносицу очки в круглой оправе. Этот жест добавлял ему интеллигентности. Проводник внимательно изучил билет под тусклым светом электрической лампочки в тамбуре и пропустил меня в вагон:

— Занимайте место, вагон общий.

— Где же сидячий? — поинтересовался я. — У меня билет в сидячий.

— Пока не дали. — В словах проводника чувствовалось сожаление. — Недельки через две дадут новый вагон, будете ездить сидя. А пока — такой. Располагайтесь!

Это было даже к лучшему. Можно было разложить спальный мешок на одной из свободных полок и поспать. Я устроился на верхней полке и закутался в спальник. Времени, чтобы выспаться, было предостаточно — целых 11 часов.

Сквозь сон я слышал, как какая-то бабуля интересовалась у проводника:

— Это не вы в прошлый раз из вагона пьяную женщину выносили?

— Ни в коем случае! Конечно, не я! — протестовал проводник интеллигентного вида. — Когда этот прошлый раз был? Когда вы ехали?

— Да недели две назад, — в некоторой раздумчивости произнесла бабуся.