такому потоку репатриантов. Тем не менее его реакция оказалась достаточно быстрой. Сотрудники Еврейского агентства наладили перевозку репатриантов, организовали в Европе транзитные лагеря, а в Израиле подготовили общежития и жилье для аренды. На этот раз никто даже не поднимал вопроса о размещении новых репатриантов в маабарот; не было речи и о возвращении к программе “с корабля в поселение”. Имеющие более высокую профессиональную подготовку, нежели их предшественники, восточноевропейские евреи удостаивались и соответствующего приема. Они получали ссуды на покупку жилья на очень выгодных условиях. Многим была предоставлена возможность изучать иврит на специальных пятимесячных курсах, по интенсивной программе и за государственный счет. Затем были предприняты значительные усилия по трудоустройству новых репатриантов, с учетом их квалификации и культурного уровня. Такую внимательность и заботу, проявленные Еврейским агентством, ни в коей мере не следует относить за счет намеренной или неосознанной дискриминации восточных евреев, но скорее надо объяснить осознанием того, насколько необходимо поощрять, причем практически любой ценой, репатриацию из-за “железного занавеса”[27], где экономические условия жизни евреев были все еще вполне приемлемыми. Страны коммунистической Европы оставались для Израиля фактически последним источником квалифицированных и образованных репатриантов.

В период 1961–1964 гг. население Израиля увеличилось за счет еще 194 тыс. еврейских репатриантов. Среди них было немало восточноевропейских евреев, но в основном они приехали из исламских стран — из Ирана и Северной Африки, в частности из Марокко, чье правительство, под влиянием Франции, согласилось дать разрешение на выезд остаткам своей еврейской общины. Среди репатриантов из стран Магриба было также 15 тыс. алжирских евреев, имевших статус граждан французской колонии, которые уехали после того, как де Голль предоставил Алжиру независимость. Израильское правительство встретило их прибытие со смешанными чувствами, поскольку нельзя было не отметить одно — и, несомненно, малоприятное — обстоятельство: основная доля алжирских евреев, 130 тыс. человек, предпочла отправиться во Францию. Шокирующим открытием стал для сионистского руководства тот факт, что, оказавшись в сложных обстоятельствах, еврейская община, и тем более община одной из стран Магриба, предпочла Израилю другое государство. Впрочем, алжирских евреев вряд ли можно было сравнивать с марокканскими евреями. Алжирцы, обладая всеми правами граждан Франции, считали себя принадлежащими к той же категории, что западноевропейские или американские евреи, а мало кто из последних выразил желание отказаться от покровительства властей сильной страны с демократическим строем, благожелательно относящейся к евреям. Во всяком случае, в период рецессии (1965–1967 гг.) численность алжирской алии выглядела впечатляющей на фоне общего (25 тыс. человек) достаточно скромного годичного числа репатриантов.

Несмотря на годичные колебания алии, численность еврейского населения Израиля демонстрировала стойкую тенденцию к росту: от 1667 тыс. человек в 1956 г. до 2384 тыс. человек в конце 1967 г.; одновременно с увеличением количества евреев имели место существенные “этнические” изменения в их составе. К 1965 г., впервые в истории страны, восточные и европейские евреи сравнялись по численности, а через три года восточные евреи составляли уже большинство еврейского населения, 55,5 %. Более того, количественное преимущество восточных евреев должно было и далее увеличиваться, поскольку рождаемость среди этой категории населения была вдвое больше, чем в семьях выходцев из Европы. Эти демографические перемены имели существенное значение для состояния еврейской культуры (Гл. XVIII. “Другая половина” израильского еврейства). В высшей степени важным фактором развития страны стал непрекращающийся рост численности людских ресурсов. Это не только позволило расширить диапазон экономической деятельности Израиля, но и положительно сказалось на заселении страны, а также на увеличении стратегической глубины ее обороноспособности. Существенно более значительным стало рассредоточение населения по территории страны. В 1948 г. всего 18 % населения жило в сельской местности, 52 % — в трех основных городах и 30 % — в остальных городах страны. Двадцать лет спустя — притом что доля сельского населения фактически уменьшилась (до 11,3 %) — в трех основных городах жило менее 35 % еврейского населения страны, а 54 % жило в остальных городах (правда, некоторые из них были спутниками больших городов). Так обстояли дела после окончания операции Кадеш — Израиль улучшил свое демографическое положение не менее эффективно, чем развил свои политические институты, укрепил экономику и повысил обороноспособность.

Покорение земли и воды

На протяжении второго десятилетия своей независимости израильтяне укрепили и даже распространили вширь свой контроль над земельными ресурсами. К концу 1966 г. евреи жили в 729 сельских поселениях страны (из общего числа 834 поселения), и численность еврейского населения, занятого в сельском хозяйстве, составляла 340 тыс. человек (общая численность сельскохозяйственного населения страны, включая евреев и арабов, составляла 616 тыс. человек). В сельскохозяйственных поселениях было занято 13 % всей еврейской рабочей силы страны, и они возделывали около 4,5 млн дунамов земли. Они производили всю основную сельскохозяйственную продукцию, необходимую для населения Израиля, и даже некоторый избыток овощей, яиц и молока. Наряду с этим некоторые культуры выращивались также и на экспорт, и к середине 1960-х гг. в эту категорию сельскохозяйственной продукции входили хлопок, арахис, а также ряд экзотических зимних фруктов (притом что раньше экспортировались практически только одни цитрусовые). В 1964 г. сельскохозяйственная продукция, включая цитрусовые, составляла третью часть всего израильского экспорта и обеспечивала 10 % национального дохода.

Основным источником сельскохозяйственной продукции (помимо цитрусовых плантаций) по-прежнему оставались мошавы и кибуцы. Соотношение между этими двумя основными формами организации сельскохозяйственной деятельности не изменилось и на протяжении следующего десятилетия. К 1956 г. в 229 кибуцах страны было занято 78 тыс. человек, а в 336 мошавах — 120 тыс. человек. В стране существовало еще 64 поселения с традиционными (“капиталистическими”) фермерскими хозяйствами и некоторое количество хозяйств смешанного типа. Напомним, что мошавы считались наиболее оптимальной формой сельскохозяйственной деятельности новых репатриантов — как с экономической, так и с социальной точки зрения. Впрочем, несмотря на общее уменьшение доли кибуцев, их производительность и рентабельность стремительно возрастали. Механизация, совершенствование системы сбыта продукции, накопление опыта работы и динамизм, присущий кибуцникам, людям в большинстве своем светским и имеющим в основном европейские корни, — все это способствовало преобразованию коллективных кибуцных хозяйств в эффективные сельскохозяйственные предприятия мирового класса, ставшие образцом для развивающихся стран. Хотя расходы кибуцев на общественные нужды и были весьма значительными, не меньшими были и связанные с этим выгоды. Так, среднее образование было бесплатным для детей всех членов кибуца, и потому по охвату (хотя, возможно, и не всегда по качеству) система кибуцного образования не знала равных в Израиле. То же можно было сказать и о культурном развитии взрослых. В кибуцах регулярно читались лекции на самые разные темы, имелись хоровые кружки, драматические коллективы, оркестры. Во всех трех национальных кибуцных движениях имелись свои учебные центры, услугами которых могли пользоваться все члены входящих в федерации кибуцев, а также издательства, выпускавшие ежеквартальные литературные журналы. Одаренным