Сэгхар Эверт сел обратно в кресло и потер гудящую переносицу.

– Ты сейчас спать пойдешь, а мне еще порядки наводить, – продолжает медленно удаляющийся Генрих, – и хочешь отрицай, а хочешь нет, но все это благодаря тебе. Ты притащил их сюда.

Эверт понял, что его дело – табак, но все же перевел взгляд на Лайнелла. Улыбка медленно, но, верно, сползла с его коронованного лица.

– А ты наглец, темнейшество! – вымолвил Лайнелл и покачал головой при этом

Король уже второй раз вспоминает это прозвище. Сначала Эверта так звали в академии, потом на поле брани. Одна кличка не была связана с другой. В первом случае он был темен от усталости и недосыпа, а во втором, ему ее дали за то, как он мастерски управлялся с тьмой. Мастерски. Эверт и не думал стесняться и хоть как-то преуменьшать это определение. Он гордился своим самоконтролем.

– Почему бы не послать за родственниками?

– Займись этим! Пообщайся со слабым полом. Это полезно.

Эверт общается с изворотливым полом в достаточной мере, чтобы лишний раз осознать, что время для таких занятий надо уделять все меньше и меньше.

– Займись этим, Генрих, – просит он единственного из оставшихся «союзников». – Я прошу тебя.

– Хорошо.

Эверт понял, что присутствие наглой девицы стало все больше напрягать его.

«Я уйду, уеду, улечу ровно тогда, когда сама пожелаю этого!»

Пока все так и было. Но Эверт пообещал себе, что это ненадолго.

– Есть ли во дворце свободные покои?

Король продолжал не то удивляться, не то поражаться, не то обижаться.

– Почему ты спрашиваешь об этом у меня? Я – король, а не мажордом.

Эверт не нашелся, что ответить на это. Действительно, что это он? Ситуация стала все больше напоминать ему какой-то непрекращающийся фарс. Кажется, что друзья решили поиздеваться над ним, перед этим наслушавшись эту!.. Марту, кажется.

– Милорд, – наконец обратился Эверт к Траубе, – окажите милость: пошлите за родственниками девушки. Пусть они заберут ее и как можно скорее.

Генрих склонил голову в знак согласия, но тут же испортил все:

– Откуда?

Эверт подхватил девушку на руки, в очередной раз поразившись тому какая она легкая при всей своей не изящной комплекции. Он не потащит ее в свой особняк. Эверт знает, что будет после: настанет время слабости, обмороков, плохого самочувствия, растянутых лодыжек, а потом последуют заявления, что он скомпрометировал ее. Этому не бывать.

– Поинтересуйтесь у мажордома, – рявкнул он, не сдержавшись, шагнул в портал и был таков.

– Ну как же иначе?!

Эверт устал удивляться, только перехватил девушку покрепче. Он дождался, когда слуга откроет двери в смежные с его покои, сделал шаг вперед и вернулся обратно.

– Ваше сиятельство?..

Эверт ждал, когда мажордом оставит его одного. Ему не нужны были свидетели. Слуги, как известно знают больше прочих. Они большие сплетники, чем их господа, а еще бывает так, что продают услышанное или увиденное в той или иной части замка тем, кто заинтересован в этих сведениях. Эверт почувствовал, что становится параноиком.

– Ты свободен.

– Слушаюсь, милорд, – мажордом Кроули коротко поклонился ему и исчез в темном коридоре.

Лампы в нем слабо мерцали. Свет их становился все тускнее, что говорило о скором рассвете. Светодатчики изобретенные Бергом продолжали действовать и по сей день.

– Ну вот и все.

День смело можно было считать оконченным. Он посмотрел на спящую женщину, поколебался немного и потянулся за тем, чтобы натянуть на ее плечи одеяло, но взгляд сам упал в широкий ворот декольте. Грудь девушки, небольшая и аккуратная продолжала вздыматься, дышать спокойствием и притягивать его «замешкавшийся» взгляд.

Он отпрянул.

Пальцы сами вспомнили гладкую нежность кожи, щека заново вспыхнула от воспоминаний прилетевший ему пощечины, перед глазами встал смеющийся взгляд и это по-хамски выданное: «ага!»

– Ну, Эверт, в такие казусы ты еще не попадал, – проговорил он себе под нос.

Крутанувшись на каблуках, он все же побрел к себе в комнату. Глаза его слипались. Силы его подходили к концу. Он и не помнил, как стянул с себя вещи, да повалился спать, забыв о своем прежнем желании отправиться в особняк на улице Вязов. Подушка манила его своей прохладой и мягкостью, одеяло обещало приятную тяжесть на плечах, высокая перина долгожданный и такой крепкий сон. Но последний был недолог. Утро началось с шума в коридоре, топота ног, возгласах и гоготе пригнанных рабочих.

– Ты видел в чем они?!

Коридор сотряс взрыв хохота.

– Срамота!

Эверт различил звук смачного плевка.

– Я знал, что тут все так! Не зря, ой, не зря я отговорил Ровэну проситься в горничные.

Он понятия не имел о ком говорят люди, мог лишь догадываться, что речь идет о казематах Траубе. Все внимание Эверта было занято другим: на соседней подушке, подложив под щеку ладошку спала Марта. Тугие кудри разметались по ее невозможно юному и такому спокойному лицу. Она словно обидевшись на что-то оттопырила нижнюю, такую полную губку, чем еще больше напомнила ему дитя.

Раздался очередной грохот. Девушка глубоко вздохнула, дернулась, но продолжила спать дальше. Эверт и ухом не повел, продолжая вглядываться в ее симпатичные черты. Все в ее внешности обещает, что совсем скоро она расцветет женственной и такой притягательной красотой.

***

– Какого черта вы делаете здесь?!

Лика села в кровати, испуганно заозиравшись по сторонам. Первые несколько секунд она не понимала в чем дело.

Где она находится? Кто разбудил ее? Почему ее пытаются стянуть с кровати?

Она вновь взглянула на свои ноги, дернула ими, улыбнулась тому, что все происходящее явь и вновь перевела взгляд на Эверта.

– Вот что вы все орете и орете? – старательно мило поинтересовалась она и подтянула одеяло повыше. – Вы нормально разговаривать умеете?

«Припадочный» в очередной раз потерял дар речи. В общении с ней наметилась нехорошая тенденция – сэгхарт то задыхался от негодования, то орал, словно бился в припадке.

– Нет? Совсем никак?

Сэгхарт внял ее укоряющему тону: прикрыл глаза, видимо сосчитал до десяти и поинтересовался уже куда более спокойно:

– Что вы делаете здесь?

Лира протерла глаза, спрятав зевок в ладошке.

– Сплю. Разве не видно? Спала.

– Это я заметил. Я спросил о другом: почему вы это делаете в моих покоях?