– Что вы ощущаете сейчас, мистер Якобсон? Ваш взгляд на эти события как—то менялся в течении вашей жизни?

– Я редко вспоминаю об этом, время лечит, и я просто принимаю данность как данность. Мы прошли через все это и теперь просто живём настоящим.

– И вы даже не анализировали произошедшее? Вы человек науки и мне не верится, что вы просто все оставили как есть. Иначе это можно назвать блоком. Ничего не растворяется бесследно, лишь только осознание и принятие могло вас освободить. И как я понимаю, вы этот этап пропустили, умело замаскировали сами для себя. Вы и ваша супруга. Вы блокируете мысли о той части прошлого из жизни вашей семьи?

– Да, наверное, вы правы, Расти.

– Вы обсуждаете с супругой те события и делали ли это раньше? Я давлю на вас, мистер Якобсон, но это важно понимать.

– Нет, мы никогда не обсуждали с Доротеей, то через что нам пришлось пройти. Не вспоминали и не делали попыток. Мы просто понимаем друг друга даже с полу взгляда. Когда возникают какие—то вещи, напоминающие о тех днях, мы чувствуем эту взаимную солидарность и взаимопонимание.

– Скажите, мистер Якобсон? Точнее даже, я попрошу вас ранжировать те неприятные чувства и эмоции от самого сильного до менее значимого, насколько это уместно в рамках данной непростой темы для всех нас. Но попрошу ответить максимально искренне. Попрошу ответить не так, как вам хотелось бы или не так, как подсказал бы вам ваш разум. Я хочу, чтобы вы ответили полностью отстранённо, словно вы вышли из физической оболочки своего тела и находитесь за пределами контекста собственной личности и материального мира. Не заморачивайтесь над этой задачей, а просто попробуйте как получится абстрагироваться от всего. И так, предлагаю выбрать из этих трёх вариантов того, о чем вы больше всего сожалеете сегодня во всей этой истории, если согласны, что они имели и имеют место быть:1. Неумышленная и безболезненная ложь жене. То, как вы хитростью обзавелись домашним питомцем для или ради дочери. 2. Возможная смерть дочери. Здесь обойдусь без очевидных пояснений 3. Желание собственного суицида, то есть как вы сами оценивали это – предательство семьи. Как вы смотрите на все это теперь, что изменили бы и что вас до сих пор гнетёт.

– Все это действительно было так, все эти страхи и ошибки в единой синергии почти уничтожили меня тогда и продолжают оставаться со мной до сих пор. Наверное, у меня здесь нет выбора с самым важным пунктом. Безусловно опасность жизни дочери – это самый сильный пункт. И вы знаете, что моя супруга вообще не поставила бы ничего кроме этого в подобный перечень. Конечно, мне было немного совестно и до сих я иногда думаю, что не стоило возможно все так усложнять. Но с высоты лет всегда проще давать подобные оценки.

– Вы интересно выразились, мистер Якобсон, рассказывая о том моменте, когда обнаружили вместе с дочерью больного и беспомощного Банни. Вы сказали, что когда попытались насильно увести дочь и взглянув в её глаза поняли, что если поступите так, то потеряете часть души Кэрол навсегда.

– Да, действительно. Я не смог пойти на принцип в тот момент, показать силу и власть родителя, потому что увидел настоящую боль в её глазах. И это не было детским капризом или глупой прихотью. Я никогда не был так уверен в своей интуиции и не ошибся, она ни разу не увильнула от ответственности за своего питомца и не дала мне повода пожалеть о той уступке и решении.

– И все же сейчас, зная, как все обернулось, вы бы поступили иначе?

– Мне хотелось бы ответить согласием, но все же думаю, что нет. Те события были ужасны, но они сделали нас сильнее, они сформировали личность нашей дочери такой какой мы знаем её сегодня. Как я уже говорил, в тот день я сделал выбор в пользу спасения души Кэрол. Я не знаю, что было бы хуже сейчас, жалеть о том, как все сложилось или жалеть о том, что предал дочь.

– То есть сейчас, разобрав подробнее по частям этот пункт мы можем прийти к выводу, что и это мы также можем отнести к желанию спасти дочь, к боязни возможной смерти. Ведь в тот момент вами двигал именно этот страх, вы понимали, что можете потерять часть её души или целостность личности. Вы согласны, Свен?

– Да, думаю вы правы, я никогда не рассуждал об этом в подобном ключе. Я из тех людей кто предпочитает не выражать свои эмоции и оставляю свои мысли при себе. Возможно в этом моя ошибка. Я всегда считал супругу излишне эмоциональным человеком, однако, сейчас я понимаю, что и сам в противовес излишне замкнут. Мы могли бы избежать многих проблем и недопонимания, если бы чаще общались откровенно. Точнее, если бы конкретно я был более открытым. Разговор с вами сложился для меня неожиданно, я предполагал иной сценарий.

– Надеюсь вы говорите в позитивном ключе, мистер Якобсон.

– Несомненно, я полностью поменял своё виденье относительно целесообразности этой встречи. Диалог для моего уровня открытости в общении оказался очень конструктивным. Но главное, что не произошло подмены цели, я все ещё хочу уладить недопонимания с супругой.

– Которых у вас нет в личных отношениях. Как мы уже выяснили – в центре всей этой истории находится ваша дочь, её прошлое и настоящее. Давайте вернёмся к обсуждению, осталась последняя болезненная вещь из списка. Первые два мы свели к тому, что вы всеми силами старались сохранить жизнь дочери, как физическую, так и духовную.

– Так точно. И когда я потерял надежду и веру я сдался. Об этом мне особенно больно вспоминать. Скажите, Расти, у вас есть дети?

– Нет. Но я понимаю к чему вы ведёте. У меня нет детей, и я не смогу почувствовать тоже что и вы, я не смогу проявить 100 процентов эмпатии, как бы не постарался. Но не переживайте, Свен, рассказывая об этом вы будете моим учителем. Я не посмею вас осуждать или ставить вам диагнозы, мы лишь попробуем обсудить и проанализировать, продолжим в том же ключе наш диалог. Возможно вам удастся прийти самостоятельно к каким—то выводам, и я постараюсь дать вам разные углы обозрения своими спонтанными вопросами.

– Когда я вспоминаю об этом, то не могу найти ответ или какое—либо однозначное объяснение. Одни лишь общие догадки. Тяжело признавать подобные