* * *

Гениальный план бодро шествовал по жизненной сцене. Дима быстро подготовил новый проект сценария. Хорошие мысли, точные слова, плотный ровный текст. Захватывающая интрига. Я же не могла полюбить пустого человека. Эта мысль радовала и одновременно вгоняла в меланхолию. Любовь должна покинуть мое сердце, пока полигон не освоен. Еще осталось время для того, чтобы изгнать из себя запретное чувство. Один неверный шаг, и я не смогу больше справляться с собой. Отступлю. В очередной раз проиграю поединок. А мне нельзя проигрывать. И я усиленно тренировалась. Каждый день ходила в клуб, чтобы встретиться ненароком с любимым человеком. Опять-таки я рассчитывала на то, что частые встречи приведут к отмиранию чувств. Исчезнет новизна впечатления, увянет свежесть. Но они лишь усиливали мое наваждение. Иногда ловила себя на мысли, что уже привыкла к этому чувству и не представляю жизни без него. Уже ничто не сможет так резко взволновать меня, вытащить из пучины тоскливого существования. Да и чем я могла заменить бушующие эмоции? Карьерным ростом? Он уже остался далеко позади. Заново вспыхнувшим чувством к мужу? Да разве это зависело от меня одной.

И вновь меня посетило озарение. Оно снизошло откуда-то сверху, будто летний дождик пролился. Вполне возможно, что мне вообще никто не нужен. Муж правильно сделал, что ушел от меня в первый раз. Если бы не настойчивость сына, очень могло быть, что я бы сама вернула его обратно. Поняла и простила за нашу угасшую любовь. Но мы не можем экспериментировать, не имеем права, между нами встал сын. Он направляет нашу семью по заданному течению, отобрав у родителей руль управления.

А мне необходимо одиночество, чтобы разобраться в себе. Если у меня хватит сил, чтобы принять разумное решение, я смогу победить. Надо остаться одной, прекратить метания из стороны в сторону, выбрать правильную линию поведения. Нужно жить так, как предлагает Дмитрий. Сын создал новую модель семьи. Хочешь не хочешь, а живи как положено. Этого требует от тебя общество. Значит, мне можно воспользоваться лишь приличными формами длительного отсутствия в семье. И мне захотелось уехать из города куда глаза глядят, лишь бы исчезнуть из собственной жизни, хотя бы ненадолго.

* * *

Подруги настоятельно советовали поехать в Китай. Там можно по-настоящему расслабиться, получить тридцать три удовольствия для души и тела. Звучали сладкие речи о шикарных гостиницах с джакузи на балконах, залитых волшебным солнцем, о тибетских монахах, применяющих искусные методы восточного массажа по восстановлению утраченного баланса. Вслед за китайскими последовали дивные рассказы о Греции. Перед моими глазами плавно прошла галерея мужских портретов, сравнимых по описанию и темпераменту разве что с горячими испанскими мачо. Но меня абсолютно не грели китайские джакузи и греческие портреты. Дело в том, что раньше я путешествовала вместе с мужем. Многое из того, о чем поведали мне добросердечные подруги, всегда оставалось за кадром моего восприятия. Мне было интересно путешествовать с мужем. Томительная скука пришла в нашу семью позднее, два года назад. А сейчас мне хотелось сбежать от себя, чтобы избавиться от заблуждений и ошибок. Ни Китай, ни Греция меня не прельстили, не было места на земле, куда можно было уехать, спасаясь от собственной страсти. Я представила пирамиды, могущественно взирающие на мою мятущуюся душу, и едва не заплакала. Пирамидам глубоко наплевать на мои беды. Они и не такое видывали.

Я упрямо водила пальцем по глобусу, пытаясь ткнуть им в любое место, но палец рассеянно соскальзывал: видимо, сказывалось скрытое нежелание организма к предстоящей поездке. Меня спасли служебные обстоятельства. Они внезапно вмешались в личную жизнь. И не нужно было ломать голову, изводиться в поисках, крутить рассеянным пальцем совершенный шар глобуса. На работе неожиданно поменяли одного начальника на другого, затем прислали зачем-то третьего. В сущности, все они были похожи друг на друга, зачем их меняли – непонятно. Новый начальник отправил меня в служебную командировку. Мне рекомендовалось посетить ряд городов на севере страны. Три недели легализованного отсутствия. И никому ничего не нужно объяснять. Нужно было собраться в дорогу. Спортивная сумка вновь полетела на антресоли. Дмитрий заботливо помогал мне. Как щенок он притаскивал в зубах необходимые вещи. Джинсы, майки, куртки, официальный костюм. Туфли, косметика, парфюмерия. Ничего лишнего. Я отобрала самое необходимое, то, без чего невозможно обойтись в дороге. Володя ни о чем не спрашивал. Поздно вечером я уехала. Вызвала такси. Послала воздушный поцелуй членам семьи и выскочила за дверь. Я уехала от себя. Уехала из города, надеясь, что в пути все мои мысли о греховном влечении испарятся.

Поезд, автобус, пересадки. Встречи, переговоры, совещания. Отдых в непутевых гостиницах. Россия поражала размерами и величием. Люди сквозили в памяти мелкими личинками и микробами, случайно попавшими в поле зрения. Но никто в пути не смог затмить мою последнюю привязанность. Ничто не смогло перебить душащую меня эмоцию по глубине горения. Я все ждала, когда кто-нибудь произнесет что-нибудь яркое, запоминающееся, такое, чтобы голова закружилась от чужой смелости, от самобытности ума, от храброго и сильного характера. Бесполезно. Моя любовь по-прежнему оставалась самым ярким впечатлением в моей жизни. Нельзя уезжать из своей жизни, ни на секунду, ни на один миг. Если когда-нибудь мне вновь захочется сбежать от себя, от собственной жизни, я просто уеду на дачу, сяду на пенек и тихо поплачу, так, чтобы никто и ничего не увидел. Но уезжать от себя больше не стану. Три недели протянулись во времени, словно три года. Ежедневно звонил сын. Иногда набирал номер моего мобильного муж. Постоянно названивали подруги, ехидно посмеивались надо мной, дескать, вот, не поехала в Китай, теперь хлебай досыта российскую глубинку, хоть ложкой черпай. Прошли серой чередой города и поселки, не оставив в памяти ничего примечательного. Я отчаянно боролась с желанием взять билет на самолет и улететь в Питер. Каждый день приходилось наступать своему самолюбию на горло. Неужели мне не суждено переступить через чувство долга? Дима думает обо мне. Я чувствовала его мысли, как нечто существенное, плотное, осязаемое. Они обтекали меня, будто по мне струилась теплая вода, по окраске похожая на кровь. Я купалась в родных мыслях, ведь они касались меня, моей сущности. И его мысли стали моими. Они стали общими для нас двоих. Можно было набрать номер телефона, чтобы удостовериться в реальности существования наших общих мыслей. Но я не стала звонить Диме. Зачем? Все ясно без слов, если я наберу номер телефона, мы оба утонем в радиоэфире, окажемся в бесконечности, поплывем в бесплотном океане чувственных звуков. И никакая сила не сможет разъединить наши души.

* * *

Утром я стремглав помчалась в аэропорт, покорно отстояв в длинной очереди, купила билет на самолет и уже через два часа стремительно сбегала по Пулковскому эскалатору. Я расталкивала пассажиров, шепча извинения, умоляя пропустить меня вперед, рассеянно улыбаясь всем, кто заглядывал в мое лицо, я стремилась обогнать поток пассажиров, лишь бы выбраться как можно быстрее на простор, ближе к дому, стать на шаг ближе к моей любви. Задыхаясь от бега, промокая проступившую на лбу испарину, я подумала, что больше никогда не стану прятаться от себя. Страшно предавать собственную жизнь. В этом случае любое существование может показаться адом. Прямо из аэропорта я позвонила Диме. Стараясь перекричать шум, напрягая голосовые связки, что-то говорила, пыталась объяснить необъяснимое. Неумолкаемый гул сливался в голове в пространственный шар, огромный и необъятный. И вдруг все стихло. Звуки исчезли. Люди мелькали передо мной, как тени на экране. Беззвучный мир страшен. Он угнетает своим безмолвием. Но в эту минуту немой мир не представлял никакой опасности, превратившись в мультипликационную картинку. Нас было всего двое.