Я вздохнула и надела плащ.

И, разумеется, едва я вышла на улицу, солнце выглянуло из-затуч, и воздух быстро прогрелся, так что я в своем плаще выглядела белойвороной. Точнее, светло-оливковой — именно такого цвета был мой плащ.

Войдя в свой кабинет, я удивленно нахмурилась: на моемстоле, рядом с клавиатурой компьютера, стояла чашка из-под кофе с коричневымиразводами на стенках.

Накануне, перед уходом с работы, я вымыла эту чашку. Точнопомню, что вымыла… или нет?

Что же это — у меня начинается склероз?

После вчерашних переживаний в этом нет ничего странного.После такого не то что склероз — шизофрения начнется. Или паранойя. Впрочем, яне разбираюсь в психиатрии и не очень понимаю, чем отличаются друг от друга этидве болезни.

Я отвернулась от загадочной чашки и направилась к стенномушкафу, чтобы повесить туда плащ на плечики.

Дернув ручку шкафа, я распахнула дверцу…

И чуть не свалилась в обморок.

В шкафу, неудобно привалившись к его задней стенке, сидел накорточках мужчина.

То есть это только в первый момент мне показалось, что этопросто мужчина. Уже в следующую секунду я узнала в этом мужчине АнтонаСтепановича Мельникова. Разыскиваемого, между прочим, по подозрению в убийстве.

Антон Степанович был мужчина крупный, даже немного полный, ипомещался в шкафу с трудом. Самое удивительное, что, несмотря на неудобноеположение, он там спал.

Правда, как только я открыла дверцу, он проснулся иуставился на меня заспанным недовольным взглядом.

Первым моим побуждением было завопить во все горло.

Но я тут же вспомнила, что на самом деле произошло наканунев кабинете Антона Степановича, и передумала кричать. Если на мой крик сбежитсяохрана — от этого всем будет только хуже, и мне — в первую очередь.

Все перечисленные мысли пронеслись в моей голове в долюсекунды, и я захлопнула рот, для верности крепко сжав зубы.

— Кричать не будешь? — прошептал Антон Степанович,глядя на меня из шкафа.

Я помотала головой — открыть рот я боялась, поскольку небыла уверена в себе — а вдруг все же закричу.

— Ну и молодец! — одобрил мое решениеМельников. — Я в тебя всегда верил.

— К…как вы здесь оказались? — спросила я дрожащимголосом, когда справилась с первым испугом и убедилась, что желание кричать уменя прошло.

— Это не главный вопрос. — Антон Степановичотмахнулся. — Во-первых, я должен тебе сказать — я не убивал Меликханова.

— А я знаю, — брякнула я, не успев подумать.

— Откуда? — В его глазах загорелся живейшийинтерес.

— Вы — не тот человек, который способен убить… —сказала я первое, что пришло в голову. Мне самой противно было себя слушать, ноАнтон Степанович принял это неубедительное объяснение.

— Ну, если ты мне веришь, может быть, поможешьвыкарабкаться? — проговорил он с надеждой в голосе.

— Сейчас, конечно… — И я подала ему руку, чтобыпомочь выбраться из шкафа.

— Да я не об этом! — Он поморщился и вылез наружубез моей помощи, кстати, довольно ловко для своего возраста и телосложения.

Впрочем, это раньше, когда я видела Антона Степановича восновном через широкий стол начальника, он казался мне пожилым и слишкомсолидным.

Сейчас я разглядела его вблизи и поняла, что ему немногимбольше сорока, да и не такой уж он полный — просто крупный, плечистый и сильныймужчина.

Выбравшись из шкафа, Антон Степанович с хрустом потянулся,помассировал плечи и уселся в мое кресло.

— Так это вы пили кофе! — догадалась я. — Ая-то думала, что у меня начинается склероз…

— Я там у тебя в столе нашел еще полпачкипеченья, — сознался Антон Степанович.

— И это все, что вы ели со вчерашнего утра? —ужаснулась я.

То есть для меня-то самой в этом не было ничегопоразительного, мой дневной рацион бывает иногда таким же, но на примере Генкия знаю, как много едят среднестатистические мужчины, а Антон Степанович — несреднестатистический, он крупный, энергичный мужчина, не чета Сашкиному мужу.

— Да, это все, — вздохнул он и посмотрел на меня стаким странным выражением, что я на всякий случай попятилась — кто его знает,на что он способен от голода.

— Еда — это еще ладно, это полбеды… — продолжилон, тяжело вздыхая. — В конце концов, без еды человек может прожитьнесколько дней… но вот другие потребности… в общем, я тут всю ночь думал ирешил сдаться в руки милиции.

Я хотела сказать, что, когда открыла шкаф, он вовсе недумал, а спокойно спал, но решила не портить с ним отношения.

— А если так — чем я-то могу быть вам полезна?

— Но ты же только что сказала, что веришь в моюневиновность!

— Вряд ли это произведет на милицию впечатление. Моюверу к делу не подошьешь…

— Но ты можешь помочь мне собрать доказательстваневиновности. Во всяком случае, доказательства того, что я не замешан в деле«Астролябии», то есть у меня не было мотива…

— Интересно, — протянула я, подозрительно взглянувна Мельникова, — а откуда вы знаете, что милиция использует «Астролябию» вкачестве мотива? Такое впечатление, что вы присутствовали на моем вчерашнемдопросе!

— В каком-то смысле так и есть. — Антон Степановичпотупился и рассказал, что вчера, сбежав из своего кабинета, какое-то времяпрятался в аппаратной системы безопасности, откуда мог прослушивать почти всепомещения банка, и подслушал всю сцену моего допроса.

— Именно после этого я понял, что ты не веришь в моювиновность, и решил довериться тебе!

— Спасибо, конечно, за доверие… — протянула я безэнтузиазма.

Про себя я подумала: знал бы он, почему я уверена в егоневиновности — не так бы со мной разговаривал!

— Кстати, — проговорила я, оглядевшись посторонам, — а в моем кабинете тоже установлена система наблюдения ипрослушивания?

— Нет, — успокоил меня Антон Степанович. — Иэто было второй причиной, по которой я пришел именно к тебе…

И в этот самый миг в дверь моего кабинета постучали.

— Одну минуту! — вскрикнула я в панике и замахалана Мельникова руками, чтобы он скорее убирался обратно в шкаф. Он испуганновылетел из кресла, упал на четвереньки и в такой позе торопливо пополз к шкафу.Видел бы его кто-нибудь из подчиненных! Несмотря на серьезность момента, яфыркнула, затолкала шефа в шкаф и захлопнула за ним дверцу. Только после этоговернулась к столу и крикнула в сторону двери:

— Ну, заходите, кто там?