– Посмотри на меня, cucciola mia, – произнес Лука таким голосом, которого она никогда не слышала, он был мягче и нежнее даже того, каким он пытался очаровать собеседника на каком-нибудь важном мероприятии. Он поднял руку и прикоснулся к ее подбородку. – Прошу тебя.

Ей казалось, что она не делала в жизни ничего тяжелее. Она выпрямилась и подняла голову, осознавая, какие чувства отражены сейчас на ее лице: боль, страх и последние всполохи внутреннего пожара, затухающего в ее теле. Он пошевелился, чтобы лучше видеть ее, и она поморщилась от того, что вынуждена ощущать каждое его движение. Ей казалось, он видит и понимает все, что с ней происходит, и от этого становилось невыносимо стыдно. С ним она совсем не хотела делиться такими сокровенными вещами. Как и всеми остальными тайнами.

Все произошло слишком быстро. Сердце ее в очередной раз разбито, в душе все вновь развалилось на тысячи маленьких кусочков. Кэтрин постаралась вдохнуть, но боль ей не позволила.

Внутри появилось нечто рокочущее, давящее, требовательно рвущееся наружу. Кэтрин стало страшно, что она не сможет сдержать рыдания.

Было уже поздно. Слишком поздно.

Лука протянул руку и поправил упавшие на лицо волосы. Она отвернулась, боясь увидеть на его лице одно из тех выражений, которые были ему свойственны, они ранили бы ее сердце еще больше. Лука молчал, разглядывая ее, хотя краем глаза она заметила, как плотно сжаты его челюсти.

– Почему ты мне не сказала? – наконец спросил он опять тем тоном, которым никогда к ней не обращался, и это тоже пугало, потому что она не представляла, как ей реагировать. Она не знала даже, какие чувства это должно вызывать.

Кэтрин пошевелилась, стараясь приподнять бедра. Зачем люди делают это, особенно в такой неудобной позиции, ведь это доставляет столько боли.

– Странно, что ты заметил.

– Кэтрин… – Пальцы его пробежали по ее вискам, а голос был таким нежным, что одно-единственное слово прозвучало для нее прекрасным стихом, показавшимся шедевром высокой поэзии. – Как я мог не заметить, что удовольствие резко сменилось болью в твоем теле?

Она непроизвольно дернулась, стараясь принять такое положение, когда плоть его доставляла наименьший дискомфорт, но внезапно глаза ее вспыхнули и потемнели. Кэтрин приоткрыла рот, и с губ ее слетел вздох.

Автомобиль подпрыгнул на неровной проселочной дороге, и ее пронзило ощущение, показавшееся острым и болезненным, но все же… немного другим. В голове вспыхнули искры, по телу разлилось что-то теплое, приятное, хотя и с отголосками того болезненного чувства. Кэтрин закусила губу и внимательно вгляделась в его глаза, которые смотрели неожиданно ласково, но по-прежнему жадно.

Этот взгляд вызвал отголоски в ее сердце, неожиданно в груди разлилось тепло, возникло предчувствие чего-то светлого и очень приятного, заставляющее ее остаться сидеть без движения на его коленях.

– Тебя ведь не волнует, больно мне или нет, – неожиданно произнесла она, хотя говорить ей сейчас совсем не хотелось.

Лука взял ее лицо в ладони и заглянул в глаза.

Они были темнее беспросветной калифорнийской ночи.

– Волнует. Очень. Ты должна была мне рассказать, – печально сказал он.

Ком в горле стал расти, принимая чудовищные размеры, он давил на нее все сильнее. Кэтрин не представляла, что с ней происходит, лишь знала, что со слезами из нее вытекает то, что так долго хранилось в душе.

– Рассказать? – прошептала Кэтрин. Голос с трудом ей подчинялся. – Как я должна была тебе сказать? Ты ведь считал меня шлюхой, Лука. И это были не просто слова, ты был уверен и ни минуты не сомневался в этом.

– Кэтрин…

– Ты ни за что бы мне не поверил. – Только сейчас она поняла, что все ее лицо мокрое от слез, а он нежно утирает их кончиками пальцев. Движения его были такими заботливыми, что Кэтрин с трудом подавила рыдания. – Ты бы рассмеялся мне прямо в лицо.

Лука не мог этого отрицать и не собирался, он лишь еще больше помрачнел и нахмурился.

Он обнял ее и поцеловал в губы так страстно, будто впервые позволил переполнявшим душу чувствам вырваться наружу. В голосе все заволокло туманом, сердце заныло, словно превратилось в одну секунду в глубокую рану.

– Ах, cucciola mia, – пробормотал он, нехотя отрываясь от ее губ, но не выпуская из своих объятий, словно не хотел потерять то, что было ему дороже всего на свете. – Сейчас у меня совсем нет желания смеяться.

Он осторожно подался вперед, а потом медленно назад.

Кэтрин напряглась, но Лука осторожно вышел из нее и вошел вновь, на этот раз мягко. Боли не было, но ощущение было… странным, незнакомым и намного приятнее боли.

– Расслабься и дыши, – сказал он ей тоном начальника, который не должен был вызвать таких приятных эмоций, которые вызвал.

Кэтрин глубоко вдохнула, выдохнула и прислушалась к себе. Он двигался, находясь внутри ее, как обычно чуть лениво, медленно, словно раскачивался.

Поддавшись спонтанному чувству, Кэтрин подалась ему навстречу и пошевелила бедрами, словно исполняя танец, которого требовало ее тело.

Лука улыбнулся уголками губ, и она решила, что позже непременно выяснит, почему одно движение вдруг вызвало всплеск удовольствия внутри. Его руки исследовали ее тело, ласкали спину, грудь, закрытую тканью платья, плечи, легли на талию, а затем скользнули на живот и ниже, на бедра.

Кэтрин неожиданно поняла, что начинает двигаться быстрее, стараясь добиться более глубокого проникновения его плоти. Вихрь поднимался от того места, где сконцентрировалось сейчас все испытываемое ею наслаждение, выше, охватывая ее целиком. Жар бежал по позвоночнику, она извивалась, постоянно набирая темп, и по его лицу с полуприкрытыми веками и румянцем на щеках она поняла, что он испытывает схожие с ней чувства.

Воспоминания о боли исчезли, словно их и не было, и она отдалась происходящему. С каждым толчком по телу разливалось блаженное тепло.

Она открывала в себе желания и навыки, о которых раньше даже не подозревала, она стремилась к большему, еще не вполне представляя, что это. Лука прищурился и усмехнулся так, будто догадывался о существовании той энергии, которая собиралась внизу ее живота и готова была вырваться наружу.

Он потянул ее к себе и жадно впился в губы, а затем стал двигаться быстрее, стараясь проникнуть глубже. Тело его словно стремилось к чему-то более важному, единственному, что сейчас имело значение.

Кэтрин внутренне сжалась. Нет, она не может.

– Ты можешь, – произнес Лука, и она поняла, что выкрикнула эти слова прямо ему в лицо. – Давай.

Задрав подол ее платья, он положил ладонь ей на лобок, прикоснулся большим пальцем к чувствительному бугорку и принялся массировать. Перед глазами вспыхнули искры, каждое его движение вызывало новую волну, блаженством разливавшуюся по телу. Кэтрин казалось, что она не выдержит, что вот-вот взорвется или распадется на части.