Подьячие переглянулись. Никто, скорее всего, не мог вспомнить такого боярина, но признаваться в этом не хотелось.

Меня пригласили присесть, что я с удовольствием сделал. Махнул рукой половому и попросил ещё кувшинчик.

Выпив по кружке, от продолжения служивые отказались.

— На службе мы, больно дьяк сегодня зол, может и за волосья оттаскать или того хуже — из жалования вычесть. Вино уж больно хорошо, так можно продолжить опосля, после работы.

— А чего же, приходите, продолжим. Когда подьячие ушли, я направился домой,

плотно пообедал, затем съел кусок масла. Елена аж изумилась — сроду я масло кусками не ел.

— Для дела требуется — пить вино вечером придётся, так это чтобы не захмелеть.

— Вона что. И помогает?

— Попробую — скажу.

Вечером я уже сидел в трактире, заказав запечённого молодого поросёнка, квашеной капусты, огурцов и два кувшина вина. Подьячие не заставили себя ждать.

Мы подняли первый тост за знакомство. Подьяки назвались. Не забыть бы их имена. Масло хоть и ел, но вино оказалось забористым.

Славно посидели, покушали от пуза, выпили изрядно.

Я не заикался о своей просьбе — пока надо только познакомиться, что мне удалось. Уже вечером, выходя из трапезной, мы обнимались. Подьячие были людьми битыми, и у них был нюх на денежных людей.

На углу у Малой Обуховской мы разошлись. Я был трезв, как стёклышко, из кружки отпивал по глотку.

Теперь я шёл за Степаном. Мне он показался самым толковым. Надо узнать, где он живёт. Степан прошёлся по Малой Обуховской, свернул на Пятницкую, покачиваясь, нашёл свой дом, забарабанил в ворота: «Эй, баба, открывай, не видишь — хозяин пришёл с государевой службы!».

Я развернулся и сам отправился домой.

А следующим вечером я поджидал Степана недалеко от его дома. Как только он показался вдалеке, я медленно пошёл навстречу.

— О! Какие люди! — узнал меня Степан.

Мы обнялись, как старые знакомые. Уже хорошо, что после вчерашнего возлияния у него память не отшибло.

— Пошли ко мне домой, — пригласил Степан, затем посмурнел. — Жалко только, выпить нечего.

— Тогда зачем домой идти? Пошли в трапезную.

— А и правда — зачем домой идти, коли выпить нету? — согласился Степан.

Я накануне обошёл окрестные улицы, нашёл приличный трактир. Здесь даже была комната позади общего зала для особо важных гостей.

Я заранее заплатил за неё и теперь, едва мы вошли в трактир, нас под ручку со Степаном проводили туда. Что принести, было уже оговорено, и вскоре на столе оказались жареные цыплята с тушёной капустой, караси в сметане, истекающая жирком копчёная осетрина, пряженцы с различною начинкой. А запивали всё отличного качества мальвазией.

Степан после второй кружки слегка поплыл. Вцепившись зубами в цыплёнка, другой рукой тянулся к рыбному расстегаю. Проглотив, вытер жирные руки о бороду. Сыто икнул и продолжил трапезу, не забывая отхлёбывать вино из кружки.

Насытившись, он окинул стол завистливым взглядом, не ускользнувшим от моего внимания.

Пора рыбке заглотнуть наживку.

— Да, неплохо боляре живут.

— Кто ж тебе не даёт?

— Жалование не позволяет.

Степан пустился в пространные объяснения — работы де выше крыши, начальство не ценит, а надоедливые просители если и отблагодарят, так медной полушкой. Я сочувственно качал головой и слушал, не перебивая. Нет ничего лучше, чем благодарность говорившего терпеливому слушателю.

Когда Степан замолк, я вытащил из кошеля, небрежно брошенного на стол, золотой цехин.

Глаза Степана алчно сверкнули, но к монете он не притронулся.

— Если что и надо, болярин, то указы государства я нарушать не намерен. Узнает дьяк — на плахе жизнь кончу.

— А кто сказал, Степанушка, что законы нарушать надо? Я вот хочу деревеньку себе прикупить с землицею. От тебя только и требуется, что мне сказать, когда подвернётся подходящий случай — умер там кто или хозяин продать решил. Всё же через тебя идёт, ты в числе первых узнаешь — всё-таки не писарь рядовой.

Это я уже подольститься решил.

— И всё? — не поверил Степан.

— Твоя задача — найти деревню с землей да свести меня с дьяком. Как видишь, с твоей стороны — никаких нарушений закона. Разве ж я не понимаю? Закон нарушать никому не позволено. А от меня возьми пока задаток в залог нашей дружбы. Выгорит дело — и дьяка отблагодарю, и тебя не забуду.

Степан сгрёб золотую монету, опустил в свой тощий поясной кошель, в котором сиротливо лежали несколько ногат.

— И в самом деле, ничего противозаконного нет, — молвил Степан. — Как быстро надо узнать?

— Вчера.

— Как ты сказал? Вчера? — Степан пьяненько захихикал. — Надо запомнить. И сколько же я получу?

— Э… — Я замешкался. Мало назовёшь — может и не согласиться, много — подозрительно будет. Надо было бы заранее с опытными людьми поговорить, чтобы знать цену вопроса.

— Ещё четыре монеты — и я тебе скажу ответ завтра. Есть у меня на примете деревенька одна, о пяти дворах, выморочная. Разузнать всё надо.

— Вот и постарайся, Степанушка.

Мы ещё выпили вина. Степан подчистил угощение, и я помог ему добраться до дома.

— Ты это, завтра ввечеру жди меня в этой же трапезной.

Мы попрощались. Золотой цехин — по нынешним временам деньги серьёзные, не думаю, что он забудет об обещанных монетах.

И точно, ближе к вечеру я вновь сидел в отдельной комнатушке за столом с выпивкой и закуской.

Вскоре заявился Степан. Трезвый, глаза весело блестят, возбуждённо потирает руку об руку. Уселся на скамью, снова поднялся.

— Есть деревня, от Вологды недалече — всего тридцать вёрст, пять дворов, двадцать душ холопов, рядом река, землицы достаточно — сорок гатей. Небогата усадьбица, так потом при желании и прикупить землицу у соседей можно. Заковыка одна есть.

Степан замолчал.

— Ну давай, не томи.

— Недоимки за хозяином были. Желающих прикупить землю с деревней много было, да как про недоимку в государеву казну узнавали, отступались. Гривна серебра новгородская в недоимке.

Я задумался. Степан сел за стол, налил кружку вина, выпил и набросился на еду.

Так, надо прикинуть — гривна серебра за недоимки, пять золотых — Степану, дьяку — наверное, побольше, да за саму землю… получается дороговато. С другой стороны — боярин без земли и поместья, пусть даже захудалого — и не боярин даже. Никто всерьёз его принимать не будет. Надо брать. Поиздержусь, конечно, но думается мне — игра стоит свеч.