Огонь спички осветил по-пьяному благодушное, давно не бритое лицо. Зарубина передернуло. Не будет он пить. Чистая совесть начинается с умения выбрать компанию.

— Что у ребенка? — спросил он. — Врача вызывали?

Пьяные глаза уставились на него непонимающе. Игнат неопределенно прищелкнул пальцами.

— Прощай, тресковая столи-и-ца-а… — запел он хрипло.

Федор заметил брезгливую гримасу Дмитрия.

— Дима, — сообразил он, — ты бы сходил посмотрел пацана. А? Тут недалеко. — Он повернулся к Игнату: — Это, брат, голова! Доктор всех наук. И по печенке и по нервной почве.

Зарубину дядя напоминал петуха: голова его дергалась в разные стороны, он поворачивался к собеседнику и настороженно моргал рыжими ресницами.

— А ты, волосан, всё строишь? — прохрипел Игнат.

— Строю, — угодливо подтвердил дядя.

— Эт-ты, брат ты мой, обезьяна всю жизнь хитрила, а ж… все равно голая…

Зарубин прикрыл за собой калитку. Не хотелось ему идти в дом этого пьянчужки, но еще более не хотелось оставаться здесь. Судя по всему, родителям наплевать на здоровье своего ребенка. Есть же такие сволочи! Хоть бы скорее закончить этот дом.

На небе зажигались звезды. Доктор поежился и вяло пошел по пыльной улице.

Любовь рубает на скаку —

понятно даже дураку

В центре города было светло. На тротуаре качались тени деревьев, и от этого немножко кружилась голова. Люди проходили празднично одетые и веселые. Мельтешили машины. Неоновые буквы расползались по карнизам домов. Щеголеватый милиционер изредка покрикивал в мегафон на зазевавшихся пешеходов — не очень сердито покрикивал, профилактически.

— Хорошее блюдо мы съели, — припомнил Карпухин. — Похоже на гриб-размазню, сдобренный червячками.

— Брось! — отмахнулся Великанов.

— И еще волосы! — не унимался Виталий. — Волосы в тарелке у меня вызывают рвоту. Где бы найти ресторан с лысыми поварами?

Николай рассеянно смотрел по сторонам, усмехался. Виталька шагал, заложив руки за спину. К тощей груди прилипла рубаха с желтыми кометами.

— Я ей предлагал, — высказывал Великанов засевшую в голове витиеватую от хмеля фразу, — предлагал покончить со всем очертя голову. А она мне ответила, что не может. Разве это не значит, что Тоня ко мне равнодушна?

— И все-таки ты будешь разводиться?

— Буду. Это не зависит от отношений с Тоней.

Карпухин хотел что-то возразить, но вдруг остановился и поправил очки. Великанов прошел несколько шагов, а когда оглянулся, увидел Виталия, пересекающего улицу. Карпухин помахал ему рукой.

— Гражданин в очках, — раздался голос милиционера, — вы неправильно переходите улицу!

Великанов видел, как гражданин Карпухин, к которому были обращены эти слова, снял очки и продолжал нарушать правила уличного движения. Потом он скрылся в толпе, а через несколько минут, когда Николай перешел на другую сторону, Виталий говорил с какой-то девушкой и сверкал очками.

— Это мой друг Николай Великанов, — представил он и, вздохнув, добавил: — С некоторых пор я боюсь говорить о своих друзьях слишком горячо.

Девушка смутилась, Николай едва расслышал ее имя:

— Ася…

— А мы разгоняем тоску, — объяснил Карпухин. — Заезжие да приезжие к забавам весьма привержены, — он внимательно посмотрел на нее.

— Я была в кино, — сказала Ася.

— Вы учитесь в техникуме? — спросил Николай, припоминая, как много и весело подтрунивал Глушко над Карпухиным, которому Андрей утер нос.

— Да.

— Ты, Коля, напрасно не пошел тогда к нам на вечер, — воодушевился Виталий. — Девушки были, как кондитерские изделия: сахарная белизна и шоколадный загар. Хочешь гусиную лапку, хочешь раковую шейку, — он посмотрел на Асю и, заподозрив, что сказал глупость, снова растерялся.

Заледенел, закостенел, что-то внутри застопорило, заклинило, остановилось, повернуло назад, в бегах засверкало пятками, любовь подобна столбняку — вверни в каку-нибудь строку.

— Как у вас тогда кончилось?.. — спросила она и, справедливая, как богиня, не нашла подходящего слова.

— Драка-то? — подсказал Виталий, как спасательного круга ожидавший реплики. — Прекрасно! В течение часа нас потом благодарила милиция. Очень вежливые люди.

— Вам куда? — До Великанова дошло, что они стоят уже достаточно долго.

Девушка кивнула в сторону Дома Советов. Они медленно пошли вверх по улице.

— Завтра у нас начинается практика, — нарушила Ася минутное молчание.

— Майна-вира, кладка, затяжка, стропильная нога? — перечислил Карпухин.

Ася улыбнулась. Стучали-тикали каблучки, похожие на секунды, которыми живет влюбленный мужчина. Стучали, отсчитывали время до той черты у какого-то дома, за которой ничто не будет радовать Виталия. Серая юбочка, проносилось в его голове, туфельки водоизмещением в наперсток — ты создана для шкатулочки!

— Вы на каком объекте? — поинтересовался Великанов.

— Жилой дом в 135-м квартале. Страшно, но самое главное, нам не повезло с руководителем.

— А кто?

— Преподаватель наш, Раевский такой…

— Борис? — удивился Николай.

— Вы его знаете?

— Так, по отрывочным рассказам…

— Инженер он знающий, по человек какой-то…

Великанов закурил на ходу. Студенты судят о своих преподавателях очень односторонне, но, наверное, та сторона, о которой они говорят, всегда соответствует истине.

— Мы посетим вас на лесах — пообещал Виталий и, чтобы не показаться навязчивым, добавил: — Когда приедет Андрей.

— Когда приедет? — удивилась Ася — Он еще не приехал?

Николай посмотрел на растерявшегося Карпухина, потом на Асю, у которой пальцы теребили сумочку. Если он что-нибудь понимает в человеческих отношениях, то, выходит, Андрей не все сказал Асе. Это как-то не вязалось с характером Золотарева. И еще ему подумалось, что у Андрея лицо, которое должно нравиться женщинам.

— Он обещал скоро вернуться, — сказал Великанов спокойно. Виталий поспешно поддакнул.

Они остановились у арки большого дома. Проходили торопливые люди, хлынувшие из кинотеатра. Карпухина толкали, он вежливо извинялся.

— Ну ладно, — вздохнула девушка. — Я к подруге. До свиданья!

Она кивнула им и скрылась в подъезде. Друзья пошли в сторону больницы.

Николай подхватил Виталия под руку и задумчиво сказал:

— Вот тебе тема для дискуссии: «Верите ли вы в любовь с первого взгляда?» Я понимаю Андрея. А ты о ней не думай.

Любовь рубает на скаку — понятно даже дураку, мелькнуло в голове Карпухина, но по другому поводу. Он вспомнил концерт гитаристов, грозу и буфет на вокзале.

— Ну и дурак я! — покачал он взъерошенной головой.

Среди нагревшихся за день зданий и пропыленных деревьев скверика, к которому они подходили, запахло теплой свежестью. У Дома Советов по асфальту разливались огни. Где-то впереди них шла поливочная машина.

Собственный стиль — это неумение

сказать так, как говорил автор,

которому ты подражаешь

Как я выгляжу? — спросил Глушко, надев новенькую шелковую майку.

— Я бы сказал, хорошо, — оглядел его Зарубин. Он пришел минуту назад и сидел за столом в своем потрепанном пиджаке. — Только вытащи из задних карманов бумажники.

— Разуй глаза, ясновидящий, — расхохотался