хватает написать. А у него духу хватает? Это же не боксерский ринг. Его же никто не обучал глухой защите от женщины… От Дарьи Петровны… От будущей тещи…

Он опустил глаза. Безобразно краснеет человек: и шея, и уши, и стриженый затылок — он догадывался, что у него и затылок краснеет.

— Стало быть, решили?

О боже, как долго! Что чувствовали осужденные на смерть, если вдруг не срабатывала гильотина?

— Да, решили, — утвердил он беспечным басом.

— И ты подарочки нам носишь? — спокойно спрашивала Дарья Петровна, добрая женщина.

Он увидел в ее глазах слезы, порывисто обнял ее, стыдясь своей недавней хитрости. Разве с этим приходят к матери? И разве так все это представлялось матери?

— Ей еще целый год учиться, — тихо и бессильно сказала она.

— Как у поэта: «И учит нас с тобой любовь, и не дает учиться»? — глупея от счастья, выпалил он.

— Трудно будет вам обоим. Вместе вдвое легче и во сто раз труднее. Вот и посчитай.

Она помолчала и тихо ушла в другую комнату.

Грустно. Как-то невесело все получается. Он снова взял телеграмму и попробовал представить лицо Аллы. На носу несколько веснушек. Он любил считать их вслух. Глаза серые. Волосы… Какую она выдумает прическу к свадьбе?

Встал, прошел на кухню. Сначала надо расстелить линолеум, чтобы он отлежался. Потом заделать под плинтусы. В квартире еще много работы.

— Дарья Петровна, когда подключат горячую воду?

— Обещают скоро, а когда — поди узнай…

— Кого там поторопить в конторе? Небось пьяница какой-нибудь сидит, смесители ворует…

— Уже торопили, — ответила Дарья Петровна из комнаты.

«Эт-ты, брат ты мой»… — вспомнил Глушко.

— Ладно.

— Саша, — Дарья Петровна вышла в плаще и с сумкой. — Ну как же это так… вдруг? Ведь надо приготовиться, пошить кое-что, закупить…

В голове у Глушко по этому вопросу была полная ясность. Необходимость что-то закупить или сшить не должна стать причиной затягивания сроков. Что касается денег — может быть, и это тревожит Дарью Петровну, — то еще до специализации он стал откладывать понемногу. Можно и занять.

— Я думаю, месяца на всё хватит, — рассудительно ответил он.

А когда Алла приедет, месячную программу можно ужать, сократить. Не играйте на нервах жениха!

Дарья Петровна в ответ только вздохнула.

— Ты подождешь меня? Я в магазин схожу.

— Нет, пойду.

Внизу он заглянул в почтовый ящик. Писем не было. Целую, Алла! Убедите жениха, что эти слова стали эпистолярным штампом!

День получился солнечным. А с утра еще досаждал вчерашний ветер, Глушко помахал рукой Дарье Петровне и зашагал вверх по Ленинской.

Труд облагораживает стажера.

После работы, если нечего делать,

я чувствую, что морально разлагаюсь

Зарубин снял с вешалки потрепанный пиджачок. Зная по опыту, как трудно доходят до Карпухина простые вещи, счел нужным вернуться к старой истории:

— Я не уверен, что о нашей драке не известили главного врача. А тот соответственно доложит облздравотделу, и но этой причине…

Великанов оторвался от своего конспекта и шумно вздохнул:

— Помолчал бы ты, тянучка. В сотый раз об одном и том же.

Карпухин, широко расхаживая по комнате, деловито возразил:

— А ты, Дима, оба моторчика сжег? Испортил, брат, себе характеристику. Не возьмут тебя теперь в крупное лечебное учреждение.

Зарубин насторожился, уставился на Виталия. Тот спокойно взял ножницы и занялся ногтями.

— Я никуда не собираюсь, чтобы тебе было известно, — ответил Дмитрий.

— …и вследствие этого, — подхватил Виталий, — у нас, дорогие коллеги, нет ни малейшей причины впадать в так называемую ажитацию! Я правильно развил твою мысль, Дима? — спросил он у растерявшегося Зарубина.

— Какое еще крупное лечебное учреждение? — встрял в разговор Глушко. — Он у себя в районе живет как у Христа за пазухой. Бывал я у него…

— У Христа — это что! — живо откликнулся Виталий. Вот кабы у богоматери…

Коля Великанов снова оторвался от тетрадки:

— Из тебя часто стал выпирать примитив, Виталий.

— Нет, дорогой Кока-Коля, — возразил Карпухин, поправив очки. — Иногда я чувствую себя человеком сложным, с хемингуэевскими айсбергами за пазухой… Тьфу ты, опять за пазухой, — перебил он себя.

— Мысль пишем, две в уме? — ехидно поинтересовался Николай.

Саша Глушко перевел разговор:

— Что-то Андрей не звонит.

Великанов захлопнул конспект, поднялся, прислонился к подоконнику и стал смотреть в зеленую воду аквариума. Кто-то включил радио, но Николай не обратил внимания.

— Ничего не будет, — твердо сказал он. — Облздрав уже влепил ему выговор.

— Хорошо, что он не темнил и все описал в протоколе вскрытия, — Саша задумчиво потер щеку.

Все повернулись к нему, словно он обязан был предложить какой-то выход, но Глушко пошел тяжело ступать по комнате, безнадежно молчаливый и серьезный.

— Ему надо бы зашить аппендикулярный разрез и пойти срединным, — несмело поделился своими соображениями Карпухин: чувствуя себя слабее товарищей, он избегал разговоров о хирургии.

— Совершенно верно, — поддержал Зарубин, усаживаясь за стол. Не так уж часто за этим столом говорили серьезные вещи. — Дело в том, что он диагностировал заворот через аппендикулярный разрез. Следовательно, дальнейшие его действия могут быть квалифицированы как преступная самонадеянность.

— Черт, и никого не вызвал на помощь!

— А кого звать?

— Терапевтов в операционную не затянешь.

— Что они понимают, терапевты?

— Мог бы вызвать бортхирурга, — продолжал Зарубин. — Басов всегда вылетает охотно. А практика изобилует подобными случаями, когда хирург обращается за помощью в областной город и зашивает рану до приезда старшего товарища.

— У него одно оправдание, — опять высказался Глушко, — его неопытность.

— По-моему, он не очень ухватился за этот шанс, — Великанов сделал последнюю затяжку, швырнул окурок в форточку.

— Старики, а что, если всем съездить к прокурору? — предложил Карпухин. Мысль была жидковата, он сам чувствовал, но что тут придумаешь?

— Или в облздрав, — поддержал кто-то.

Одни стали возражать, другие одобряли мысль Карпухина. Поднялся шум, пришлось выключить радио. Самозванные председатели, узурпаторы и выскочки стучали по графину, призывали к порядку. Наконец бас Глушко одолел неразбериху:

— Давайте посоветуемся с Митрофаном Яковлевичем.

И все сразу согласились. Шум утих. Великанов открыл свой конспект — завтра он ассистирует на резекции желудка. Глушко побарабанил по столу и вдруг спросил:

— Ребята, кто мне даст денег? Только сумма нужна круглая.

Карпухин счел нужным вывернуть карманы.

— Пуст мой гомонок. Я влачил жалкое полутораставочное существование. С хозяйкой еще не расплатился, хоть и дул все время на полторы катушки.

Дима полез в чемодан и небрежным жестом бросил на стол пятьдесят рублей. Великанов поднялся, подошел к вешалке, где висели его брюки.

— Коля, — предупредил Сашка, — от тебя не возьму: скоро ты обанкротишься на разводе.

— Трешку дам безболезненно.

— Иди