– Ты?! – одновременно воскликнули оба...

* * *

Она смотрела на него своими чудесными глазами. А вдали, заее спиной, раздавались крики:

– Стоять! Милиция! Куда?!

И по-прежнему надрывался свисток.

Милицейская облава. Теперь уже никаких сомнений. Спартакзнал, что во Львове подобное не редкость. Нет, ну надо было так влипнуть, а!

Девушка торопливо оглянулась.

– Ну что же вы, решайтесь на что-нибудь, так и будете стоятьстолбом? Пропустите меня, схватите меня, делайте же что-нибудь! Мужчина вы илинет?

У нее был такой милый польский акцент и такоеобворожительное польское «л»...

Спартак решился. Втянул незнакомку внутрь. Захлопнул дверь ивновь задвинул щеколду. Провел ее своим прежним путем по узенькой темнойлестнице, остановился у двери кладовой.

– Я не знаю, что там вниз по лестнице, – сказал он,чувствуя, как у него краснеют щеки, и подумал вдруг: «А ведь не мальчикуже», – здесь я побывал... случайно. Отсюда можно выбраться во двор, я тамбочку подвинул, и переждать. Это же облава?

– Вы очень догадливый молодой человек, – сказала она,хмуря брови. – Показывайте, где ваша бочка!

Конечно, лазать через окна в платье и в туфлях на каблуке неслишком удобно, но управились и с этим. «А девочка, похоже, ко всему прочему,весьма и весьма спортивная...»

Чуть раньше, кружа по дворику, он приметил ржавый фрагментто ли ограды, то ли ворот. Поднял, приставил к стене. Получилось нечто вроденавеса. Поставил под навес два ящика – их тут валялось в избытке, – получилосьвроде даже и уютно. Оставив девушку внутри, Спартак осмотрел свое творениеснаружи. Кое-что не устроило, и он нанес последний штрих – набросал поверхржавые прутья и прочий хлам типа досок и тряпья. Работой остался доволен – еслине заглядывать под ограду, в жизни не разберешь, что за ней кто-то есть.

– Это называется искусство маскировки. Между прочим,наиважнейшее для летчика умение, – сказал он, присаживаясь рядом сбарышней на ящике. – А может быть, не стоило убегать от доблестноймилиции?

– А вас никто и не заставлял, – буркнула она.

– А вас заставили?

– Не ваше дело.

Вот те на! Спартак даже обиделся. Он ее спасает, понимаешь,а она грубит!

– А как там мой товарищ? – Спартак вдруг вспомнил оЖорке и испытал прилив стыда. Мало того, что товарища бросил, так еще и забыл онем... и обо всем забыл, стоило только рядом оказаться смазливой красотке.

– Товарищ ваш за столом остался, сидит спокойно, –сказала она.

– А ваш... товарищ, он куда делся?

Было темно, друг друга не видно, белые пятна какие-то проступаютвместо лиц, однако Спартаку показалось, что его случайная подруга улыбнулась.

– Тоже за столом сидит. Он хороший перед вашей властью.

– А вы, получается, плохая перед властью?

Спартак услышал, как она сердито засопела.

– Ненавижу вашу милицию, – быстро и зло проговорилапани. – И власть вашу ненавижу.

«Не о том чего-то, – понял Спартак. – О чем-то нео том мы говорим. И не так говорим... А ведь меня неприятно задела эта еененависть».

– Почему вы ненавидите советскую власть? – сам собойвырвался вопрос. Задав его, Спартак уже ругал себя последними словами.

– Как можно любить оккупантов!

Все, надо срочно выкручиваться из политдиспута.

– Простите, а как вас зовут? – он решительно повернулразговор. – Мое имя Спартак.

Довольно долго никакого ответа он не получал. Наверное,незнакомка раздумывала, можно ли называть оккупанту свое имя. Или лучше назватьчужое? Или вообще гордо молчать?

– Беата, – наконец ответила она.

– Красивое имя, – сказал Спартак, тут же подумав, чтоБеата примет эти слова за пошлый комплимент. А он и в самом деле сказал лишьто, что пришло на ум. И задал самый животрепещущий вопрос: – А ваштоварищ... он вам кто?

Вот сейчас она точно рассмеялась.

– Не муж, не муж. Просто... хороший знакомый. Мне не с кембыло идти потанцевать, а я хотела потанцевать. Я его попросила отвести меня. Неможно девушке ходить одной в рестораны.

– А почему же вы все-таки бежали от милиции?

– Документы не в порядке. Меня бы задержали, отвезли бы навыяснение. А мне очень не хочется ехать в вашу милицию и сидеть за решеткой совсяким отребьем. В вашей милиции...

– Тихо, – шикнул Спартак, в темноте нащупал ее руку икрепко сжал...

* * *

– Роман Дюма какой-то, – хмыкнул Марсель,медленно-медленно выводя руки из-за головы и опуская.

– Тогда уж Гюго, «Девяносто третий год», – отстраненнопроговорил Комсомолец, продолжая держать Марселя на мушке.

– Да? Хорошо! – дурашливо воскликнул Марсель. –Еще лучше! А ты, значит, в засаде сидишь, пути возможного отступлениястережешь, я ничего не напутал?

– А ты, значит, уже вовсю бегаешь от органов правопорядка?

– Где ты видел, чтобы я бегал от органов?

Комсомолец тяжело вздохнул.

– Дверь уже открыл, теперь давай выходи во дворик, на свежийвоздух.

– Ну давай на свежий. Как скажешь, гражданин начальник.

Они вышли в дворик-колодец, очень тесный, заваленный всякимхламом. «Какого барахла тут только нет, – мельком отметилКомсомолец, – вон, даже воротная створка валяется, как только ее сюдазатащили?»

– Три шага до бочки, сел на нее и сиди, не шути.

– У тебя пушка, куда мне шутить. – Марсель сел набочку. – Закурить можно, начальник?

– Ты что, связался с этой националистической мразью? –спросил Комсомолец.

– О чем ты?

– Дурака не валяй, ладно? Мы сейчас пока говорим как соседи.

– А дальше что бум делать, сосед? – Марсельзакурил. – Когда поговорим...

– Там видно будет, – Комсомолец опустился наавтомобильную шину, положил руку с револьвером на колено.

– Не, правда, такого просто быть не может, – всплеснулруками Марсель. – Еще не хватало Спартаку здесь оказаться для полногоДюмы!

– Ты не ответил на мой вопрос об ОУН.

– Слушай, сосед, если ты на мне хочешь новые ромбики впетлички заработать, привести к своим не просто задержанного, а во всемсознавшегося и раскаявшегося преступника, то не трать время, – Марсельперестал дурачиться, заговорил серьезно. – Ты лучше других знаешь, что ясвой путь выбрал. Хороший он или плохой, поговорим лет эдак через ...дцать. Ноя выбрал, понимаешь, и переигрывать не стану. Поэтому не трать время на пустыеразговоры. Что перекурить на воле разрешил, за то мерси, а теперь веди, сдавайменя под опись.