– А зачем все это? – робко осведомился Алан.

– За спросом! – рявкнул Какишев. – Делай, придурок, что велено, а заодно смотри и учись. Может, со временем и из тебя толк выйдет.

Пожилая опрятная хозяйка встретила их, как самых дорогих гостей. Захлопотала, провела в дом, не знала куда усадить. Кузя, едва попал в комнату, воззрился на висевшую на стене фотографию. На ней был мужик в погонах, и чего ради приятель таращится на него, как на любимого родственника, понять Алан не мог.

– Это он?.. – спросил Какишев.

– Да, – кивнула хозяйка. – Всю войну прошел, до самого Берлина, потом с японцами воевал…

– Славный путь, – заявил Кузя. – Таким любой мужчина гордиться может! И дети его, и внуки.

– Не дал господь внуков, – пригорюнилась хозяйка. – Мама всю жизнь память о нем берегла, теперь я стараюсь. Вот, – она подошла к потемневшему от времени шкафу, осторожно отворила дверцу. Алану бросился в глаза увешанный многочисленными наградами мундир.

– Да-а! – восторженно протянул Какишев. Хотел еще что-то сказать, но закашлялся, помял горло и виновато посмотрел на хозяйку.

– Что же это я! – встрепенулась она. – Чайку?

– Не откажемся, – кивнул Кузя. – Андрей Спартакович вам поможет…

– Ну и на хрена мы время тратили? – недовольно спросил Алан, когда профыркавшийся «Москвич» стронулся с места.

– Приду-урок, – почти ласково пропел Какишев. – Смотри!

Он вынул руку из кармана. На ладони золотились ордена Ленина и «Славы», еще какие-то награды.

– И что? – из вредности продолжал настаивать Сенакоев. О том, что существуют люди, готовые неплохо заплатить за подобные цацки, он слышал.

До объяснений Кузя не опустился.

– Завтра поедешь во Владикавказ, – приказал он. – Зайдешь в антикварный магазин, что рядом с вокзалом. Он маленький, ну да найдешь. Я объясню. Спросишь Петра Александровича, скажешь, что от меня. Все бабки – до последней копейки – привезешь мне. Четвертая часть – твоя.

– А если старуха спохватится? – трусливо спросил Алан.

– Небось, уже спохватилась, – хохотнул Кузя. – И что? Расскажет, что приезжали журналист с помощником? Пускай ищут! Я ж тебя недаром проселочными дорогами гнал. Никто нас не видел, значит, и опознать не смогут.

Вечером следующего дня Сенакоев возвращался из столицы Северной Осетии. В душе его все пело, Алан был готов орать от восторга. Сумма, полученная от неопрятного и лысоватого Петра Александровича, лежала во внутреннем кармане пиджака, и Алан, сам того не замечая, то и дело прикасался к груди.

«Деньги! – билось в голове. – Много денег! Ай да Кузя! Ай да я! – потом мысли приобрели другое направление. – Говорят, что Зинаида из закусочной дает за бабки. Интересно, много она берет? – Он прикинул и решил: – Наверное, рублей триста. Вряд ли больше. Да пусть хоть пятьсот, хоть тысячу! Могу себе позволить!»

– У нас на всю республику порядка трех тысяч солдат. Это восемь батальонов, растянутых вдоль административной границы на восемьдесят километров, – рассказывал Олегу Ревазов. – В самом Цхинвале только два батальона, один прикрывает левый берег реки Лиахвы, другой – правый. Из тяжелой техники – несколько БМП. Саакашвили атакует с южной окраины – там всего полкилометра до границы с Грузией, и с флангов. Их танковая колонна заходит с юга из грузинского села Никози. Оттуда, – он показал рукой. – Плохо то, что к полудню им удалось прорвать нашу оборону и пройти по правому берегу Лиахвы. Цхинвал окружен.

– И что будем делать? – спросил Светлов.

– Держаться, – жестко ответил Ревазов. – Пока что им меньше трети города захватить удалось, да и там сопротивление продолжается. Нам бы танки грузинские остановить! Худо, что выстрелы из РПГ их броню не берут. Нужно или точно в затылок бить или в специальные точки в бортах, но туда попасть не просто… Ладно, пошли.

Шесть человек, напряженно оглядываясь, пробирались вдоль стен зданий и заборов. Улицы обезлюдели. То здесь, то там поднимался жирный черный дым – Цхинвал горел.

Неожиданно где-то неподалеку взревел танковый мотор. Ревазов прислушался, потом резко махнул рукой. Ополченцы проскочили строительную площадку, поперек которой лежал рухнувший подъемный кран, и оказались на узкой улочке, застроенной частными домами. Повинуясь команде, залегли за длинной бетонной трубой, лежащей на обочине.

Ревазов приказал что-то по-осетински, покосился на Светлова и перешел на русский.

– Не высовывайтесь. Стрелять только по моей команде.

Рев двигателя нарастал, но танк вывернул из-за угла неожиданно. Дуло его чуть двинулось, точно бронированная махина принюхивалась, потом траки вновь пришли в движение, и танк покатил по улице. Броню его густо облепляли пехотинцы. Они восторженно горланили что-то непонятное Олегу.

Танк все ближе, ближе… Пахнуло резким запахом горелого машинного масла. В этот момент Ревазов приподнялся и швырнул вслед бронированному чудовищу черную бутылку, которую он извлек из заплечной сумки.

Ослепительно-белая волна растеклась по танковой броне. Отчаянно завопили люди, на которых попали раскаленные капли. Катаясь по земле, они пытались сбить охватившее их пламя. Но все крики перекрыл голос Ревазова:

– Огонь!

Пули били захватчиков чуть ли не в упор, отбрасывали прочь, рвали их тела в клочья. Несколько секунд – и все было кончено.

Тут и там валялись трупы грузинских солдат. Танк горел, ветер сносил клубы черного дыма, поднимавшегося от него. Из верхнего люка свисало тело танкиста, видимо он хотел выскочить из обреченной машины, но наткнулся на пулю.

Ревазов жестко осмотрел то, что осталось от недавно еще беспечных и упоенных победой врагов, вытер со лба пот. Потом негромко произнес:

– Ну что ж, лиха беда – начало…

Эту водонапорную башню построили Бог знает когда, да и забросили достаточно давно. Разобрать башню никто не удосужился, и по сей день она, сложенная из красного кирпича, угрюмо возвышалась над домами частного сектора. Внутренности башни давно захламили, но поржавевшая лестница, ведущая вверх, держалась крепко, только некоторые ступеньки просели и издавали под ногой противный визжащий звук.

Эйнар внимательно осмотрел башню неделю назад, во время одной из поездок в Цхинвали. На то, что он зашел тогда в заброшенное строение, местные жители внимания не обратили – может, приспичило человеку, вот и укрылся по нужде от глаз людских.

За прошедшее время никто в башню не заходил: во всяком случае, хитрая ниточка-сторожок, закрепленная снайпером на нижней ступеньке, пребывала в неприкосновенности. Эйнар довольно хмыкнул – тем больше шансов, что и ближайшие сутки любопытные здесь не появятся.