Разное в жизни Комова случалось. Однажды даже с жизнью уже попрощался. Дело было в Афганистане. Ночью машину, в которой ехала их группа, остановили бородатые ребята в пуштунках и с автоматами в руках. Наличных в американской валюте тогда у Сергея было столько, что за эти деньги на тот свет отправили бы кого угодно. И спрятать их было некуда. Моджахеды видели, что в машине сидят не местные, а какие-то пришлые, значит, есть чем поживиться – с пустыми руками никто в их страну не приезжает. Но тогда Комову повезло. Что местный проводник наплел бородатым ребятам, осталось загадкой, но они пропустили машину, так и не осмотрев ее.

Но оттого, что в жизни случалось всякое, перспектива попасть в плен вовсе не выглядела привлекательной. Сергей представил, как будет выходить из убежища, держа руки на затылке, под дулами автоматов и поежился. Но и это произойдет в том случае, если грузины, подойдя к убежищу, не забросают его прежде гранатами и только потом начнут разбираться, кто там находился и остался ли кто в живых. Их ведь американцы учили, а те всегда сначала стреляли – неважно по кому: афганскому кишлаку с мирными жителями или по нарушителям дорожного движения. Главное – выхватить красивым, подсмотренным в голливудской постановке жестом оружие и нажать на курок. Подумать можно и потом.

Комов огляделся. Похожие мысли читались на многих лицах.

Телефоны теперь работали, похоже, в убежище установили какую-то ретранслирующую аппаратуру. Украинец с телеканала «Юпитер» что-то кричал в трубку. Говорил он по-русски. В этом ничего удивительного не было. Сергей помнил, как, подготавливая свой сюжет, сидел в ньюс-руме одного из украинских телеканалов. Канал вещал в ту пору и на русском, и на украинском, поэтому всем приходилось делать двойную работу – писать тексты в двух экземплярах. Сперва – на русском, потом со словарем их переводили на «ридну мову». Комов невольно улыбнулся, вспомнив, как один из корреспондентов оторвался от словаря, окинул комнату мутным взором и вопросил: «Кто-нибудь знает, как по-украински будет…» Сергей уже не помнил, какое слово просил перевести бедолага-корреспондент, но ответом ему все равно была тишина.

Украинец сопровождал свои слова яркими жестами, размахивал руками, точно дирижировал своей речью, потом замолчал надолго, на лице его появилось непонимающее выражение.

– Я не перевозбудился! – заорал он наконец. – Тут все обстоит именно так, как я говорю!

Ему еще что-то сказали, потом разговор прекратился.

Украинец зло огляделся, наткнулся взглядом на Сергея, заговорил:

– Представляешь, я им рассказываю, что тут происходит, а они говорят, что я перевозбудился, что мне надо успокоиться, а им нужен другой репортаж!

– Что в Багдаде все спокойно? – спросил Комов.

– Типа того.

– Ты, небось, сказал, что грузины напали на миротворцев, обстреливают Цхинвал и все такое?

– Ага, а они мне говорят, что у них другая версия – Россия напала на Грузию! И я должен придерживаться официальной точки зрения.

В информационной войне, которая должна была уже развернуться по всему миру, такие действия вполне ожидаемы. Ющенко дружил с Саакашвили, всячески его поддерживал, да и к власти пришел тоже на американские деньги. Он был братом-близнецом Саакашвили, хотя внешне и не походил на грузинского президента. Несмотря на разные физиономии, их суть была одинакова – оба являлись не людьми, а хорошо проплачиваемыми зомби, с азартом выполняющими чужие приказы и появившимися из пробирки для клонирования политических марионеток.

– Как мне придерживаться официальной версии? Я не писатель-фантаст! – тем временем распалялся украинец.

– Не бери в голову, – посоветовал Сергей. – Они что прям-таки настаивают, чтобы ты сделал другой репортаж?

– Да!

– Отключи на время телефон, скажешь, что разрядился или не принимал.

– Не могу… На самом то деле, они знают, что здесь происходит, хотят меня вытащить, выходят на контакты с кем-то из правительства, чуть ли не с премьером, или с министром обороны. Те обещают связаться с грузинским руководством, сообщить о том, что в убежище у миротворцев находятся граждане Украины. Грузины должны дать нам возможность отсюда выйти, а затем – эвакуировать в безопасное место.

Говорил он громко. Его слышали уже многие.

– Ну да. Вы же с грузинами союзники, – протянул кто-то зло. – Вместе в НАТО лезете.

– Я лично никуда не лезу, – огрызнулся украинец, но замолчал, стал поглядывать на свой телефон, ждать, когда тот оживет, по сторонам уже не смотрел, видимо не хотелось ему встречать враждебные взгляды.

Его телефон зазвонил минут через тридцать.

– Так… – объявил украинец, выслушав, что ему говорили, и внимательно оглядел собратьев по профессии. – Мои договорились с грузинами, и они дают коридор. Надо выйти с белым флагом, тогда стрелять не будут. Кто со мной пойдет? Решайте.

Предложение было очень заманчивым – реальная возможность уйти от опасности. Было над чем задуматься, но по местам все расставил злой голос с ужасным акцентом:

– Русские не сдаются!

Это был стрингер одной из газет, с фамилией не то Бероев, не то Гедоев, и такой внешностью, что в Москве его через каждые пятьдесят метров останавливали бы милиционеры – проверить документы.

– Ты поговори с миротворцами. Тут дети и женщины есть, может их выведешь, – миролюбиво посоветовал кто-то украинцу.

– Хорошо, – кивнул тот и ушел.

Никто за ним не последовал.

Через какое-то время стрельба прекратилась. Прошел слух, что нападавшие дают желающим возможность сдаться. Думать об этом не хотелось. А может, все-таки выйти? В конце-концов, они – не военные. И всего через несколько минут все закончится…

Сергей покосился на оператора. Женька сидел, плотно сжав губы, и зло смотрел в потолок.

Выйти можно, но… Как потом смотреть в зеркало? Пожалуй, противно будет рассматривать свою физиономию… Значит, опять надо готовиться к неизвестности, к тому, что обстрел вот-вот возобновится.

Находиться в убежище было все труднее и труднее. Клаустрофобией Сергей не страдал, но уже начинал ощущать симптомы этой болезни. Он слышал, что подхватить ее очень просто, к примеру, в метро, когда поезд с тесно прижатыми другу к другу людьми, остановится посреди перегона. Что уж говорить о душном подземелье, которое, не ровен час, после очередного обстрела завалит всех его обитателей?

Выстрелов не было десять минут, двадцать, полчаса…

В то, что грузины прекратили обстрел до тех пор, пока сдавшиеся не доберутся до Тбилиси, не верилось. Может, это просто хитрость – заставить поверить, что опасности никакой нет, чтобы люди выбрались из убежища, а там притаившиеся охотники перестреляют всех, точно в тире?

На пороге убежища появился миротворец. Все ждали его слов, как, наверное, будут ждать представшие перед последним судом: кому – на небеса, кому – под землю.