Ей было девятнадцать, и со всей дерзкой уверенностью, присущей молодости, она сказала первое, что пришло ей в голову:

– А как же моя карьера?

Глаза его заблестели, и он наклонился, чтобы поцеловать мягкую ямочку у основания ее шеи.

– Твоя карьера? – прошептал он. – В настоящий момент, cara, она меня меньше всего волнует.

– Нет, я серьезно! – засмеялась она.

– Я тоже. Ты почти уже закончила учиться и можешь работать сколько захочешь. В течение недели мы будем жить в Лондоне, а выходные проводить в Италии. В соответствии с этим ты можешь организовать свою работу. Ну как, ты чувствуешь себя счастливой?

– Очень счастливой, – сказала она не дыша.

– А что сделает тебя еще счастливее? – спросил он. – Вот это? – И его губы вновь коснулись ее шеи.

Отведя в сторону волосы, он поцеловал ей подбородок и стал приближаться к ее губам. Она беспокойно зашевелилась в его объятиях. Его лицо нависло над ее, темные глаза полузакрыты, губы совсем близко. Предвкушение счастья разгоралось в ней, как раздуваемое ветром пламя. А его рука осторожно опускалась по ее спине. Он все сильнее и сильнее прижимал Крессиду к себе, с тем чтобы она почувствовала его желание и ощутила напряжение и упругость его мужской плоти. Крессида во все глаза смотрела на него. Голова ее кружилась от любви и нетерпения.

– Я хочу, чтобы ты была моей женой, – повторил он хрипловатым голосом.

– О, дорогой, да. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Пожалуйста… Стефано, о, – вздохнула она, а он беспощадно осыпал ее поцелуями.

Но вплоть до самой брачной ночи он не занимался с ней любовью. Все это время до свадьбы походило на агонию. Крессиду бросало то в восторг, то в негодование от его железной сдержанности, от того, что он всегда мог устоять на краю пропасти и не дать ввергнуть себя в пучину страсти.

В день двадцатилетия Крессиды, взяв с собой ее тетушку – родители должны были присоединиться к ним позднее, – они полетели в Италию для церемонии бракосочетания. Венчание происходило в великолепной церкви, в окружении, по-видимому, нескольких сотен его родственников, смотревших на Крессиду как на пришельца с другой планеты. Лил проливной дождь, напутствия священника не были слышны из-за раскатов грома и вспышек молний. Крессида, прикрываясь зонтом, добежала до машины – и за считанные секунды промокла до нитки. Ее шелковое платье прилипло к телу, а фата из пушистого летящего облака превратилась в мокрую тряпку.

После традиционного приема гостей Стефано повез Крессиду по серпантину горных дорог в крошечную уединенную хижину. Добравшись до нее и оказавшись внутри, он минуту стоял, внимательно глядя на свою молодую жену. В глазах его сиял незнакомый свет. Прежде чем обнять ее, он широко раскрыл руки и просто скомандовал: «Иди». Она бросилась к нему, сгорая от желания и любви.

Ей казалось, что после столь долгого ожидания все произойдет очень быстро, но она ошиблась. Целуя ее, он говорил ей о своей любви, потом усадил ее с бокалом вина, а сам стал разжигать камин. Огонь наполнил дом теплом, а его оранжевые и черные тени лизали стены.

Наконец Стефано вновь подошел к Крессиде. Он крепко обнял ее и начал медленно снимать с нее одежду: красивый костюм, сшитый специально для медового месяца, шелковые чулки, тонкое белье. Лицо Стефано пылало такой страстью, что Крессиде казалось, она умрет от любви к нему.

Он долго готовил ее, лаская и руками, и губами, поэтому она не ощутила той боли, какой ожидала. Глядя прямо в глаза Стефано, Крессида видела в них неистовую гордость, и страсть его наконец заставила сердце Крессиды испытать счастье в полной мере.

В этой хижине они провели три недели, ставшие самым замечательным временем в жизни Крессиды. Во время длительных прогулок, перекусив на скорую руку, сидя у костра или камина, они все больше узнавали друг друга. Они любили друг друга, и это было самое главное.

Проснувшись после очередного беспокойного сна, Крессида потерла виски, пытаясь избавиться от тупой головной боли. После того вечера, когда она ужинала со Стефано, они еще не виделись. После того, как… она прикусила губу… как она вообразила, что все еще любит его. Да, это было какое-то сумасшествие. Интересно, он умышленно избегает бывать в театре?

Наверное, он тоже понял всю бесполезность их попытки быть «друзьями». Но вряд ли он, как и она, провел несколько последних ночей в воспоминаниях о прошлом. Что же касается ее, то образы прошлого мучили ее, возбуждали в ней боль и тоску.

Но пора, наконец, распрощаться с прошлым. Вспоминать его – бессмысленно. Все это было очень давно, с тех пор утекло столько воды. Вспоминать любовь – жестокое занятие, ведь она никогда не была уверена в любви Стефано. Любил ли он ее по-настоящему? Если да, то почему постепенно отдалился от нее настолько, что она решила, будто того ласкового, любящего мужчины, каким он был в первые дни, никогда в действительности не существовало?

Выйдя из квартиры, она пошла в кондитерскую неподалеку от театра, где договорилась встретиться с Дэвидом перед репетицией и выпить кофе. Она шла, погруженная в собственные мысли, почти не замечая окружавшей ее красоты прекрасного майского утра.

Дэвид уже сидел за столом. Перед ним была пустая чашка. Когда Крессида вошла, он встал.

– Крессида! – Наклонившись вперед, он чмокнул ее в щеку. – Что тебе взять? Круассан? Или хлеб?

Она покачала головой.

– Только кофе, Дэвид.

Он нахмурился.

– Ты очень похудела. Ты хорошо ешь?

«Нет, – думала она, глядя, как он покупает две чашки кофе. – У меня далеко не все в порядке, и благодарить за это я должна Стефано».

– Спасибо, – улыбнулась она, когда он поставил перед ней кофе. – О чем ты хотел со мной поговорить?

Он сел напротив нее. Вид у него был немного смущенный.

– Даже не знаю, как начать.

Сердце Крессиды упало, она уже догадывалась, о чем пойдет речь.

– Мы видимся не так часто, как прежде…

– Это потому, что…

– Пожалуйста, Крессида, дай мне закончить. – Он положил руки на стол, ладонями вниз. – Я не хочу совать нос в твое прошлое, конечно, если ты этого не хочешь. Но чего я действительно хочу, Крессида, так это установить с тобой отношения, настоящие, серьезные отношения.

– Дэвид, пожалуйста…

– Послушай меня, – продолжал он. – Я знаю, что в душе ты – сторонница традиций, поэтому, если ты считаешь, что нужно пожениться…

Он вопросительно смотрел на нее. На его приятном, открытом лице была тоскующая улыбка. Крессиде стало плохо от стыда. Что бы он сказал, если бы знал о ее поведении со Стефано? Она в смятении смотрела на него, понимая, что никогда не сможет полюбить другого мужчину так, как любила Стефано. И тут она представила себе свое унылое будущее, полное одиночества.