Это заставило Ринку напрячься.

Казалось, мужчина рядом с ней испытывает неловкость. Что он не знает, как с ней обращаться. Не знает, кто она для него.

Да она и сама не знала, кто он для нее. Спаситель, которому она обязана жизнью? Или что-то другое?

Возможно, сейчас самый удобный момент, чтобы узнать. Пока они сидят так, прижимаясь друг к другу, и он держит ее ладонь с такой осторожность, словно боится разбить…

Но не успела.

Тепло и влага чужого рта обволокли ее палец. И снова, как в прошлый раз, это прикосновение заставило девушку испытать странное чувство. Незнакомое и от того пугающее.

Она отпрянула, выдыхая через рот. Сильная рука удержала, не давая сбежать.

Брент держал крепко, но осторожно. Кончик его языка проник в ранку, раздвигая ее края.

И спустя секунду Ринка почувствовала, что болезненная пульсация почти исчезла.

– Ну вот, теперь можно резать, – произнес мужчина удовлетворенным тоном.

Резать?!

– Что? Зачем? Не надо резать! – пролепетала, задыхаясь от ужаса.

Она забилась в его руках. Уперлась здоровой рукой куда-то в грудь, оттолкнула…

Но это было все равно, что пытаться столкнуть монолит.

– А ну тихо! – рыкнул Брент, сжимая ее сильнее. – Я не мастак вытаскивать занозы у нежных барышень! Могу случайно и палец отсечь, если дергаться будешь.

Кажется, он не шутит…

Внезапный озноб сковал ее тело. Из-за своей слепоты она чувствовала себя в десять раз беспомощнее и уязвимее. И это было по-настоящему страшно. Когда ничего не видишь и не знаешь, что ожидать. Когда твоя судьба и сама жизнь зависят от милости незнакомца.

Мужчина процедил пару фраз, от которых у Ринки завяли уши. И она невольно притихла.

Потом шумно выдохнул и произнес уже абсолютно спокойно:

– Сейчас я углублю рану. Не дергайся! Это нужно, чтобы достать осколок. Иначе будет нарыв.

Он был прав. Она и сама понимала это. И все равно не могла расслабиться. Так и сидела, застыв в напряжении, пока он колдовал над ее ранкой.

Ринка чувствовала, как он ковыряется в ней острием ножа. Сдавливает палец, массирует. Пытается выгнать осколок вместе с кровью. Но боли не ощущала. Наоборот, казалось, что ее рука онемела по самый локоть. И все прикосновения ощущались бы сквозь толстый слой ваты.

Закончив, он снова прошелся языком по ее пальцу.

И опять это спровоцировало непонятное стеснение в груди. Будто что-то мешало Ринке дышать.

– Все, – пробормотал Брент, поднимаясь и беря ее за здоровую руку. – Давай помогу.

Он заставил ее подняться.

Девушка поспешно нагнула голову. Но он будто и не заметил, что она покраснела до корней волос. Подвел к диванчику и усадил на него.

– Спасибо…

Сейчас она была даже рада своей слепоте. Хоть не видит, как он смотрит на нее с укоризной.

Но вместо ожидаемой укоризны в его голосе прозвучала досада:

– Ты не должна благодарить меня. Я делаю то, что должен – и не больше.

– Должен? – не сдержавшись, она вскинула голову. – Кому?

Но Брент, казалось, уже пожалел о невольно вырвавшихся словах.

– Забудь, – бросил он сухим тоном. – Я купил кое-что. У местного аптекаря нашлась хорошая мазь, она поможет вернуть тебе зрение.

– Н-но… ты же сказал, что зрение само восстановится?

– Да. Но не раньше, чем через два дня. А у нас нет столько времени.

– Почему? Мы куда-то спешим? Куда?

Ринка ухватилась за случайную ниточку.

– Никуда. Забудь.

– Нет! Пожалуйста! – с жаром выкрикнула она и дернулась, собираясь вскочить. Но осталась сидеть на месте, и добавила уже тише: – Пожалуйста, мне очень страшно. Я чувствую, что происходит что-то не то…

Брент нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Все! Нас обвенчали перед людьми и богами. Я не помню сам обряд, но шрам на моей руке невозможно ступать ни с чем. Он не дает забыть о себе, потому что брак не был завершен. Мы… ты… – она покраснела еще сильнее, замялась, не решаясь напомнить о «брачной ночи». – Мы не скрепили наш союз как положено… И я хочу знать, что меня ждет. Я имею на это право!

Она не видела, как он скользнул взглядом по ее напряженной фигурке, отмечая и пятна на подоле, и еще не смытую кровь, размазанную по руке. А потом вернулся к искусанным и опухшим губам.

Пауза длилась слишком долго. Ринка уже отчаялась ждать, когда, наконец, раздался глухой ответ:

– Все верно. Ты имеешь право узнать, что тебя ждет. Но не от меня и не здесь. Наш брак всего лишь необходимость – и ничего больше. Я поклялся, что ни одному волосу не дам упасть с твоей головы. Поклялся защищать и оберегать твою жизнь ценой собственной, и если для этого пришлось связать наши души – что ж, это не самая суровая плата.

Его слова заставили девушку на мгновение онеметь.

– Как? – прошептала она чужим, хриплым тоном. – Значит, ты взял меня в жены только чтобы спасти? Из-за клятвы? Но… кому ты поклялся? Куда ты меня везешь?!

Ее сердце забилось сильнее. Ринка стиснула руки, забыв о пораненном пальце. Но, впрочем, порез больше не напоминал о себе, словно его и не было.

А Брент все молчал. И это молчание давило на плечи бетонной плитой.

Наконец, когда напряжение стало невыносимым, тишину разорвало единственное тихое слово:

– Прости.

Разговор скомкался сам собой.

Они едва ли перекинулись парой слов, пока Брент накладывал ей повязку с мазью.

– Не вставай с дивана, пока я не приду, – произнес, поднимаясь. – Иначе мне придется тебя привязать и, поверь, тебе это вряд ли понравится.

– Куда ты? – она по инерции дернулась на звук его голоса.

– Никуда. Прикажу подать нам обед.

Брент немного лукавил. Связанный клятвой, он не мог сказать ей больше того, что уже сказал. Ничем не мог успокоить, а врать не хотел – и это его давило.

Девочка нуждалась в поддержке. Но приказ аэра был четким и однозначным: она не должна знать, куда ее везут и зачем. Дай только намек – и она догадается, зачем эльфийская полукровка нужна в Эльвериолле. И тогда Бренту придется отвечать на ее вопросы, подчас опасные для нее самой.

А что он ей скажет? Что ее отец был публично казнен за покушение на наследника трона? Что ее род полностью истребили за попытку переворота? Что она единственная и последняя, в ком еще струится кровь Джиттинат – вторая по древности среди эльфийских родов?