Я зло чертыхнулся. Майя появится в деревне не раньше чем через пару часов. А он… он уже умирает…

Полухин опять заговорил:

– Помнишь, Сашка, как мы ухаживали… за Машенькой Станкевич?

– Помню, Сережа, помню. Успеем поговорить, просто лежи и молчи. Скоро…

– Нет! – резко оборвал меня капитан. – Слушай! Я женился на Машеньке, ты знаешь это, и у нас родился сын год назад, назвали Сашкой в честь тебя. Я писал тебе… но письмо почему-то вернулось… уже потом я узнал, что… но не важно! Я рад, что ты жив и здоров. А мне… мне уже… Сашка, прошу! – Он с неожиданной силой схватил меня за рукав и притянул к себе. – Прошу… если выживешь… помоги Машеньке! Молю…

– Я все сделаю! Даю слово… – торопливо пообещал я. – Замолчи ты наконец!

– Я тебе верю… – с облегчением прошептал Полухин. – Ты всегда держал слово…

Закрыл глаза и потерял сознание. Я приложил пальцы к артерии на шее, но успел поймать только последний стук сердца. Капитан Полухин умер.

Я стиснул зубы. Несмотря на четкие и ясные воспоминания, капитан тоже показался мне совершенно чужим человеком, но его смерть я принял почему-то очень близко к сердцу… Теперь японцы стали уже моими кровниками. И я знаю, с кого начать.

– Вы были знакомы? – тихо поинтересовался Собакин. Во время нашего разговора с капитаном он тактично отошел в сторону.

– Да, были сослуживцами, – коротко ответил я. – И близкими друзьями. Но не время ворошить прошлое, пора заняться делом…

Собакин помчался решать вопросы со своим отрядом, а я приметил того самого громилу и подошел к нему.

– Вашбродь… – Мужик почтительно поклонился.

– Лишнее. – Я присел рядом с ним. – Меня Александром Христиановичем величают. А тебя?

– Лука, значит, я, – солидно представился великан. – Петров сын. А фамилие… Мудищевы мы…

Я чуть не прыснул, но вовремя сдержался. Надо же, живой Лука Мудищев, прямо как со страниц стихов Баркова сошел. Впрочем, к внешности подходит идеально.

– Вот и познакомились. – Я крепко пожал ручищу Луке. – Спасибо хочу сказать, братец, что вытащил меня.

– Это тебе, Християныч, великое! – Мудищев ощерился в улыбке, больше похожей на оскал медведя, но при этом – неожиданно доброй и приятной. – Тебе! Ежели б не ты, порешили бы нас окаянные.

– Не за что, вот только у меня почти все из памяти вылетело. Помню, казнить повели, а очнулся уже в другом месте. Как там случилось-то?

– Дык не беда, живо напомню. А было так… – Великан принялся рассказывать: – Привели, значится, нас…

Рассказ вышел очень любопытный. Срубленной башке японца я уже особо не удивился, а вот некоторым странным подробностям – даже очень.

– Прям так и сказал?

– Угу! – закивал Лука. – Эдак глянул на косорылых, словно пред тобой воши, и гришь: «Бастрадом…» Вот тока я не понял, что за бастрад такой…

– Дальше, Лука, дальше.

– Так вот, бастрадом, бараном… или бироном, уж прости, слова больно мудреные… – Лука озадаченно почесал затылок. – Дальше вроде как графьем – тоже был. Я ишшо подивился, как так: после барана – сразу графьем, а потом вовсе самим королем-анпиратором! Ага, уже тоже был. Ну и каторжанина помянул, так-то известно, в робе арестантской, дело понятное.

– Лука, да чтоб тебя!..

– Ага, ага, Християныч, понял. Значится, так. Сказал: «Бастрадом, бараном, графьем и анпиратором я уже был…» Тю! Есчо наемного рабочего пропустил, перед бараном, значится. Потом говоришь: «Каторжанином тоже успел. А куда меня дальше занесет, даже и не знаю». Вот так сказал! А дале сабельку отвел, я думал, щас как кинешься на косорылых, но ты брык – и замертво. Ну дальше я тебе уже говорил.

– Бастрад… – Я задумался. – Баран… Бастард и барон! Бастард, наемник, барон, граф, король…

– Во! Точно! – Лука торжествующе хлопнул себя по колену. – Так и сказал, точь-в-точь, а потом – брык…

– Ну ничего себе карьера… – уже не слушая великана, вслух подумал я. – Хотя… в чем-то с видениями сходится. То есть, получается, в тот момент я себя еще помнил. А после того, как упал, начисто отшибло. Ну давай, давай, вспоминай!

Но очень ожидаемо так ничего и не вспомнил.

– Дык вспомнишь ишшо, – сочувственно покивал Лука.

– Может, и вспомню. А урядник где? Тот, что мне шашку подарил.

– Убили Валериановича… – Лука закаменел лицом. – Добрый был человек, умнейшая голова, хучь и урядник. Говорил мне: мол, найди того парня, Лука, держись рядом – и будет тебе счастье… – Великан с надеждой посмотрел на меня.

– Вот ты и нашел. Не переживай. Ни я от тебя, ни ты от меня теперь никуда не денемся. И будет нам обоим счастье. Обещаю.

А сам подумал: «Вот только какое счастье – увы, не скажу. Оно для каждого разное. Бывает счастье и в смерти…»

Пообщавшись с Лукой, я нашел Собакина. С отрядом подпоручика решилось быстро – местные охотно брали на постой бойцов, к тому же значительная часть ополченцев оказалась из деревни. С провизией тоже проблем не было, косоглазые обобрали жителей, но вывезти продовольствие не успели. Мы с подпоручиком выставили посты и вернулись в избу Фомича.

Нил Фомич просто цвел, радуясь тому, что сын вернулся невредимым, но нас тоже окружил повышенным вниманием. Сноха заново накрыла стол, а старик умчался топить баньку.

– Выпьем, Павел Иванович… – Я подвинул подпоручику стопку. – Полезно с устатку. И рассказывайте, каким ветром вас и ваших людей сюда занесло. Я слышал, генерал-губернатор капитулировал?

Собакин лихо опрокинул в себя самогон, занюхал корочкой ржаного хлеба, покосился на плошку с грибочками, но закусывать не стал.

– Да, Александр Христианович, Ляпунов сдался тридцать первого июля. Вот только… – Собакин решительно прихлопнул ладонью по столу. – Я не признаю эту капитуляцию…

И красноречиво посмотрел на бутыль. Я немедля налил ему еще.

– Рассказывайте, Павел Иванович, рассказывайте.

Честно говоря, побаивался, что подпоручик сразу окосеет, но, ко всем своим прочим достоинствам, Собакин оказался крепок на алкоголь. Только морда краснела с каждой стопкой, а голос оставался совершенно трезвым. Нет, ну хорош же парень, настоящий офицер! Надо бы его рядом с собой удержать.

История его оказалась незамысловатой. Когда Ляпунов капитулировал, подпоручик вместе с Полухиным собрали своих солдат и предложили им уйти с боем на материк, но согласились всего два десятка. Затем к отряду прибились ополченцы. Пока блуждали, успели сильно навредить японцам, даже пулемет у них отбили. Но и сами тоже понесли потери.

– Но я решил, что никуда с Сахалина не уйду… – спокойно подытожил Собакин. – Японцев здесь много, а значит, есть с кем воевать. Ну а вы, Александр Христианович? Ваши намерения какие?