Хотя на крайний случай оставался еще один кадровый резерв – Фомич: старикан сам выказал горячее желание.

Когда закончились приготовления, я обратился к японцу:

– Господин старший лейтенант, у нас очень мало времени. Ваше слово?

Тот лишь гордо вздернул нос. Я уже приготовился отдать команду приступать, но японец неожиданно заявил:

– Вы меня вынуждаете. Я подчинюсь вашим преступным требованиям, но только с условием, что мне сохранят жизнь!

Собакин презрительно сплюнул.

– Жидковат оказался, гад.

Я помедлил и уверенно пообещал:

– Хорошо, в таком случае вас не расстреляют.

На лице японца отразилось облегчение, и он нагло потребовал:

– Пусть офицер подтвердит ваше обещание!

Подпоручик глянул на меня и нехотя продублировал мои слова.

В этот момент с треском распахнулась дверь и в горницу влетела Майя. Она равнодушно мазнула взглядом по японцу и палаческому антуражу, после чего категорически потребовала:

– Мне надо помещение под операционную и много горячей воды. Быстро!

Собакин как пружина слетел с табурета и, браво щелкнув каблуками, отрапортовал:

– Подпоручик Собакин! К вашим услугам! Я немедля распоряжусь!

Но Майя, даже не удостоив его взглядом, круто развернулась и ушла. Подпоручик сконфузился и опять сел.

Я про себя ухмыльнулся и приказал старику:

– Фомич, поступаешь в распоряжение доктора. Вперед…

На допросе нет смысла останавливаться – старший лейтенант все выложил как на духу. Я даже разочаровался. Думал, что дети Страны восходящего солнца – суровые, несгибаемые фаталисты, а тут – такой афронт. Впрочем, по паре случаев судить нельзя. В любом стаде есть паршивая овца. Отмена пытки тоже разочаровала, ненависть и злость рвались наружу, но взамен я приготовил этой сволочи уж вовсе не завидную участь.

Следом за японцем притащили отечественного иуду – для подтверждения показаний лейтенанта. Но этот, ссыльный поляк Генрих Качиньский, оказался не в пример упорней и мужественней: стойко терпел оплеухи и, брызгая слюной, рассказывал, как он ненавидит русских и Россию. Впрочем, отрезанного уха хватило, и он тоже принялся заливаться соловьем.

А следующий, щуплый и невзрачный японский солдатик в звании готё, то есть ефрейтора, наотрез отказался говорить, не помогли даже раскаленные клещи. Вообще. Вот и думай…

На нем я перестал заниматься допросами. Все, что хотел, уже узнал, к тому же, даже несмотря на загадочное средневековое нутро, мучительство ради мучительства меня совершенно не привлекало.

Судя по полученной информации, в ближайших окрестностях японцы находились только в Тымове, следовательно, у нас получалось двое-трое суток на отдых. Общего обсуждения по итогам не было – подпоручик наконец окосел и едва ли не падал с табурета. Я приказал его уложить, а сам отправился париться. Но почти сразу передумал и пошел проверять посты и вообще прогуляться по деревне порядку ради. Тайто и Лука следовали за мной хвостиком, вот только великан зачем-то опять взвалил на себя пулемет.

– И зачем ты его таскаешь?

– Дык, – Лука извиняюще улыбнулся, – их бродие сказал глаз не спускать, вот я и не спускаю, а вдруг кто потянет. Народец нынче ушлый. А оружье знатное, чижолое… – Он любовно погладил пулемет по радиатору на стволе. – Вот тока… неведомо, как пулять. Я и так пробовал, и сяк, не пуляет, зараза.

– Найдем надежное место для хранения, – пообещал я и присел возле пулемета.

В академии нас знакомили с образцами новейшего оружия, в том числе французского, так что идентифицировать удалось сразу. Пулемет системы Гочкиса образца тысяча восемьсот девяносто седьмого года на легком треножном станке. В отличие от «максима», питание – из однорядных кассет емкостью двадцать четыре патрона. Патрон…

– Стоп… – Я вытащил из брезентового мешка плашку с маслянисто поблескивающими желтыми патронами. – Да это… Ну ничего себе!..

– Чего не так, Християныч? – забеспокоился Лука. – Поломатый? Вот же напасть…

– Нет, все в порядке. – Я улыбнулся.

Нам неимоверно повезло. Вместо восьмимиллиметрового лебелевского патрона «оружье» питалось стандартными патронами «Арисаки». Честно говоря, я даже не подозревал о такой модификации, но изделие стояло перед глазами. Ну что же, тем лучше – японских патронов у нас сравнительно много. И будет еще больше. А где французский «Лебель» искать?

– Отец, научишь стрелять из этот большой ружье? – тихо попросил Тайто.

– После меня! – сурово оборвал его Лука.

– Хорошо, хорошо, большой человек! – быстро согласился айн.

– Научу обязательно, – уверенно пообещал я ближникам.

В самом деле, почему нет? Вряд ли кто из отряда умеет пользоваться французской трещоткой, у меня тоже такого опыта нет, срочную я служил только формально, в спортроте, но в учебке, куда меня забросило по ошибке, обучался на стрелка-пулеметчика. Так что теорию стрельбы из пулемета знаю крепко – гоняли не на шутку. А она одинакова как для ПКМ, так и для остального однотипного оружия, в том числе допотопного «Гочкиса».

И тут же чуть не сел на задницу от очередных откровений подсознания. Что? Какая еще учебка, если я учился в Павловском императорском училище? Какая спортрота? Что такое ПКМ и почему новейший «Гочкис» – допотопный? Ну ладно, с тем, что из меня прет средневековое нутро вместе с типичными воспоминаниями, я уже примирился, ну а это откуда?

Попытка покопаться в себе опять закончилась дичайшей головной болью, я плюнул и поперся проверять посты. Закончив с часовыми, вернулся в деревню. Майя с Мадиной уже вовсю занимались ранеными в просторной избе, отведенной под хирургическое отделение. К ним помимо ополченцев выстроилась целая очередь из деревенских баб с детишками. Кстати, как я выяснил, местные сестер знали и даже наведывались к ним на заимку лечиться от случая к случаю.

– Фомич… – Я показал на избу. – Под твою ответственность. Обеспечь всем необходимым. Жилье, еда, баня. И приструни своих, установи часы приема, что ли, а то Майя Александровна весь день на ногах. Понял? Вот и молодец.

Сам соваться к сестрам не стал и пошел проведать айнов, вставших лагерем отдельно от остальных.

Староста выглядел смурным и сразу же нажаловался на своих мужиков, которые с того времени, как подрядились воевать, почти перестали принимать во внимание его авторитет. Проще говоря, ни во что его не ставили.

– Плоха! Оченно плоха! – ворчливо бухтел Като. – Боги гневаться, айна так никогда не жить. Надо уважати старший и обычай! Япона резай – он потома айна резай! Плоха…

Я как мог успокоил вождя и в качестве компенсации подарил саблю старшего лейтенанта вместе с портупеей и его же плохонькие часы-луковицу, что сразу примирило мужика с действительностью. А так – да… он совершенно прав. Я прямым ходом толкаю айнов под японский нож. Выгнать косоглазых с Сахалина мне не удастся даже при самых благоприятных раскладах, а айнам японцы будут мстить – попросту вырежут целый народ, да и все. С них станется. Вот если поднять всех аборигенов Сахалина разом, тогда, может, что-то получится. Да как же я их подниму? Н-да… задачка, однако…