Осмотр в доме убитой дал немногое. По бумагам, найденным в секретере, я узнал ее имя — Аделия Руэ. Она жила одна — не было ни детских вещей, ни вещей, принадлежащих мужчине, — и жила небогато. Но кое-что меня насторожилось, выбиваясь из сдержанной и скромной обстановки дома — золотое колье с драгоценными камнями, одиноко лежащее в простой деревянной шкатулке. Сжав его в руках, я прислушался к собственным ощущениям.

Две ауры слились воедино, но различить их не стоило большого труда. Одна принадлежала Аделии, вторая наверняка тому, кто преподнес ей колье — или же тому, у кого мисс Руэ его украла. Но что-то в ее милом облике с васильковыми глазами не позволяло мне считать ее воровкой.

И вторая энергия совершенно не совпадала с той, что была разлита в воздухе и принадлежала убийце. Что рассыпалась на части, стоило мне только попытаться создать из нее след.

Хмуря брови, я вернул колье в его деревянную темницу. Прошелся взглядом по полкам книжного шкафа — узкого и высокого, подпирающего потолок. Не нашел ничего интересного — сплошь любовные романы. Чувствуя себя мародером, осмотрел ящики комода и прикроватной тумбочки… и обнаружил дневник Аделии Руэ.

На борьбу с самим с собой я потратил несколько минут. Прежде мне и в голову не пришло бы заглянуть в чужие откровения, монолог, выплеснутый на бумагу чернильными строчками. Но теперь… Что мне делать теперь?

Я не имел права оставить убийцу безнаказанным, а возмездие — несвершенным. Не мог позволить новому убийству состояться. И, преодолев внутренний протест, открыл первую страницу дневника.

На его изучение у меня ушло не меньше получаса, и до последнего момента я думал, что это решение было бессмысленным. Аделия Руэ представлялась мне девушкой легкомысленной, но глубоко несчастной. Много рассуждений о своей судьбе, и тут же — о прелестных туфельках, увиденных в магазине, о прелестном платье, которое ее знакомая заказала у модистки.

Много строк было посвящено некоему Г. Н. - тайну имени и фамилии загадочного пленителя своего сердца Аделия не решилась раскрыть даже своему дневнику. Строки были пронизаны девичьим томлением, тоской и безответной влюбленностью. Он не замечал своей воздыхательницы и не принимал ее «нелепые заигрывания» всерьез. А потом…

«Она нашла меня, когда мое сердце кровоточило. Когда все, что осталось в моей душе — это боль. После того, как он унизил меня, растоптал. Она подошла ко мне и стерла слезы с моих щек, и назвалась Дочерью Лилит. Сказала, что может помочь мне в моем горе, если я стану одной из них. Обещала, что Лилит мне поможет.

В ее глазах было что-то такое, что заставляло меня безгранично ей доверять. От меня не требовалось ничего сложного или невозможного, лишь помочь Лилит укрепить в нашем мире свою власть. И тогда она поделится с нами, Дочерьми, своей силой».

Заинтересованный, я сел на заправленную тонким стеганым одеялом кровать с дневником в руках. Кажется, я нащупал пресловутую нить, которая могла привести меня к убийце — вот только совсем иначе, чем я это себе представлял.

Дочери Лилит. Я впервые слышал о подобном. Тайный орден? Ковен ведьм? И кто такая — эта самая Лилит?

Несколько страниц дневника были отведены посвящению Аделии Руэ в Дочери Лилит. Простой ритуал с произнесением клятвы верности Лилит и закалывании на груди черной лилии — по всей видимости, символики загадочной Лилит. Скорее, видимость, нежели настоящая инициация, кроме того момента, когда на ладони Аделии вырезали метку глаза и вливали в раны черную жидкость, странно поблескивающую в свете свечей. По заверениям Дочерей Лилит, только закрыв глаза ладонью, через этот призрачный третий глаз, Аделия могла увидеть истинное обличье той, кому принесла свою клятву. Лилит.

На страницах дневника мисс Руэ взахлеб рассказывала о том, как изменилась ее жизнь после посвящения. Казалось, Лилит видела своих Дочерей насквозь, знала, чего те желали. И могла дать им желаемое. Так, судя по всему, произошло и с Аделией — ее любимый, скрывающийся под инициалами Г. Н., не устоял перед ее чарами. Вот откуда то колье — неуместное и слишком дорогое для обычной девушки. И что-то подсказывало мне, что таинственная Лилит сыграла в любовных метаморфозах Аделии не последнюю роль.

Судя по датам в дневнике, Аделия пробыла Дочерью Лилит совсем недолго — не больше двух месяцев. Но о том, что ей самой приходилось делать для Лилит, она не писала — то ли стесняясь этого, то ли боялась, что кто-то однажды сможет узнать ее тайну.

Последняя запись меня заинтриговала.

«Я устала. Я запуталась. Я хочу уйти. Хочу вернуться к своей прошлой жизни — до того, как впервые повстречала одну из Дочерей Лилит. Хочу забыть это как кошмарный сон, и проснуться тогда, когда моя жизнь была, пусть и не самой легкой, но… моей».

И больше ничего. Аделия совсем забросила дневник — за две недели до собственной смерти в нем не появилось ни строчки. Вернув дневник на место, я взглянул на распростертое на полу тело.

Лилит — кем бы она ни была, ей не помогла.

Желание разделить с кем-то свои вопросы и сомнения жгла меня изнутри. И только лишь этим я мог объяснить слова, сорвавшиеся с моих губ, когда по возвращению в «Лавандовый приют» я обнаружил там Розали. Призрачная девушка сидела в моей гостиной, подогнув ноги под себя, и читала одну из моих книг.

После моего признания Розали держалась несколько отстранено, и это ранило, но осуждать ее права я не имел. И все же она заметила беспокойство на моем лице и спросила, все ли в порядке. Меня тронуло это: несмотря ни на что, Розали не оставалась равнодушной. Оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что супругов Эйзерваль поблизости нет (Розали они не видели, а потому решили бы, что я говорю или сам с собой или с диваном), я рассказал призрачной гостье, что расследую убийства двух девушек.

— Лилит… подожди, ты говоришь о дочери дьявола? — воскликнула Розали.

Я удивленно вздернул брови. Не было ни одного человека во всей вселенной, который бы не слышал о Люцифере. Но то, что у него есть дочь по имени Лилит, явилось для меня откровением.

— Как ты мог не слышать о ней? — пораженно воскликнула Розали.

Я чуть смущенно пожал плечами.

— Хотя… подожди. Может, слухи о ней зародились как раз в твою эпоху? — Она просияла, довольная догадкой. — Подожди-ка, сейчас…

Розали вспорхнула вверх по лестнице, и мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней. Я уже понемногу учился смотреть на ее откровенные наряды без смущения — и то, после того, как Розали мне объяснила, что в ее эпоху подобное откровенным не считалось. Когда я имел неосторожность посетовать на развращенность людей ее времени, Розали что-то буркнула себе под нос. Не уверен, что расслышал верно, но кажется она сказала: «Это ты еще Дикси не видел».

Следом за неугомонным духом — все-таки проще было воспринимать Розали именно так — я оказался в гостевой спальне. В моем времени она пустовала. Но когда Розали проходила здесь, я видел зыбкие очертания мебели, которые тут же исчезали, стоило мне моргнуть.