На удивление Арины, Твердышев согласился сразу. Однако, ехидно оскалившись, он как-то подозрительно поинтересовался:

– И что ж, Варвара Дмитриевна будет полы мести и кур щипать?

– А что, она согласилась, – ответила жена. – Видать, очень ей с братцем здесь остаться хочется. А без денег ее вряд ли кто из заводских примет на постой. Нам же все равно девушку в помощь надо. Знаешь же, что разрываюсь я между мастерской и домом.

– Будь по-твоему, Ариша, – произнес Матвей.

Все последние дни, опечаленный пожарищем, Твердышев даже не думал о том, что Олсуфьева может уехать из поселка. Сейчас же когда женщины все уже решили между собой, он был только рад, подумав, что теперь, живя у них из милости, за еду и одежду, спесь эта великосветская девица поубавит.

В то субботнее утро Матвей вынужденно задержался в доме старосты из-за внезапно порвавшихся стремян. Зайдя в дом, чтобы поменять их, он заметил, как Варя неумело затапливает печь.

– Надо сначала мелкие поджигать, – ехидно заявил мужчина. – А от них и остальные дрова разгорятся.

– Вот вы бы и показали, Матвей Гаврилович, как надо, – ощетинилась Варя, оборачиваясь к нему.

– Покажу, – по-доброму кивнул он и, подойдя печи, присел на корточки. Проворно переложив дрова, он умело разжег огонь.

– Спасибо, – ответила тихо Варенька.

Твердышев выпрямился, пронзительным взглядом прошелся по ее лицу и лишь спустя минуту отвернулся. Быстро собравшись, он вышел наружу, нахлобучив на темные волосы картуз.

Никому ни слова не говоря, уже через два дня бабка Евгения сшила всем погорельцам по чистому новому платью. Даже Варе, которая, по мнению старушки, никогда не носила деревенской одежды, она постаралась и выправила длинную черную юбку в пол и светлую кофточку. Подобную одежду в поселке носили лишь дочь купца и жена воеводы. Варя, довольная, поблагодарила старушку, ибо ей досталась хоть и простая одежда, но все же не сарафан и понёвка, которые поголовно носили местные женщины.

Все последующие дни Матвей пропадал на заводе, уходил засветло и приходил под ночь. Молча съедал ужин и, перекинувшись со старостой парой слов, ложился спать.

Успокоившись насчет жилья, довольная девушка с воодушевлением взялась выполнять работу по дому. Бабка Евгения оставалась с Варей и девочками в избе на весь день. Будучи в преклонных летах, мать старосты почти не передвигалась и, все время сидя в горнице или на улице, вежливо наставляла девушку в том, что следует сделать.

В один из дней Варя под присмотром старушки решила состряпать пирог. Девушка как раз положила слепленную сдобу на лопату, собираясь ставить в печь, как бабка Евгения важно заметила:

– Вы, Варвара Дмитриевна, голубушка, сначала дрова чуть сдвиньте, чтоб не так жарко было, а уж потом пирог ставьте, а то сгорит.

– Хорошо, бабушка, – закивала Варя, стараясь сделать так, как говорила старушка.

Она очень хотела остаться и оттого с усиленным рвением пыталась научиться всему, чтобы быть полезной. Но едва поставила пирог в печь и устало выпрямилась, как у нее сильно закружилась голова. Решив, что начался приступ, она уже вознамерилась выйти на двор подышать, но не смогла. Силы оставили ее, и она медленно опустилась на лавку. Бабка Евгения, увидев, что с девушкой что-то не так, посеменила к Варе и, приложив сухую руку к ее лбу, сказала:

– Да у тебя жар, дитятко. То-то я смотрю, с утра ты больно бледная ходила. Ты приляг, отдохни.

– Сейчас пройдет, – испуганно залепетала Варя и попыталась выпрямиться, ощущая, что перед глазами все плывет от резких движений. Она устало привалилась к деревянной стене и только тут почувствовала, что горло, которое с утра лишь немного саднило, горит огнем.

– Иди, ляг, полежи, послушай старуху, – вновь заметила бабка Евгения.

– Надо щи доварить еще.

Но старуха властно велела:

– Сама все сделаю, иди ложись!

Варя, ковыляя, добралась до постели. Едва она прилегала, как сразу ощутила, что веки закрылись, и она мгновенно провалилась в глубокий тяжелый сон. К вечеру девушка впала в беспамятство. Вернувшаяся из мастерской Арина, подойдя к больной, испуганно заметила:

– Она горит вся, бабка Евгения.

– Наверное, надо за знахаркой сходить, – предложила та в ответ.

В этот момент с завода вернулся Твердышев, усталый и не в духе. Едва зайдя в горницу, он увидел, что бабка Евгения и жена толкутся за печкой. Он подошел к ним. Увидев, что Варя лежит с закрытыми глазами и тяжело хрипло дышит, он осведомился:

– Что случилось?

– Видимо, застудилась, – объяснила Арина, оборачиваясь к мужу. – Она ж на пожарище в одном платье бегала, а ночь-то ледяная была. К знахарке пойду, может, что от жара даст.

Твердышев, наклонился над больной и приложил руку к ее лбу.

– Горячая, как печка, – мрачно отметил Матвей и внимательно посмотрел на женщин. – Дома сидите. Сам схожу, – проворно вновь надел черный легкий кафтан и устремился к двери, под нос бурча: – Вот еще напасть…

Варя не приходила в себя целые сутки. Жар усилился и на следующий день стал еще сильнее, девушка начала бредить. Арина постоянно пыталась дать Варе целебный настой, который дала знахарка Миклюша, но смогла влить лишь несколько капель в рот бессознательной девушки. К вечеру жар у Вари стал таким сильным, что зашедшая около девяти знахарка заявила, что больную надо растирать толченым луком, чтобы сбить жар, иначе помрет. На это Матвей, который с Танюшей читал писание в той же горнице, заметил:

– И что за бабы пошли, только и могут беду кликать.

– Я просто так не гутарю, Матвей Гаврилович, – недовольно прокряхтела знахарка. – Истинно говорю, плоха девка. Если жар еще усилится – помрет.

Твердышев нахмурился и велел дочери идти стать. Подойдя к женщинам, он глухо сказал:

– Ну и чего Арина? Растирайте ее. Не мне же делать.

– Да пошла я, – кивнула Арина.

Матвей же, чтобы не мешать жене и бабке Евгении, которые договорись сменять друг друга у постели больной, проверил, что дети легли спать в дальнюю спальню, и сам улегся на кровать. Он долго лежал с открытыми глазами и прислушивался к шумам за приоткрытой дверью. Женщины тихо говорили и все ходили по горнице. Из далекой комнаты раздавался звучный храп Никифора Ермолаевича. Не заметив, как сон сморил его, Твердышев уже спустя четверть часа заснул.

Проснулся он глубокой ночью от отчетливо врезавшихся в его слух тихих стонов. Отметив, что Арины нет рядом, Матвей встал и направился в горницу. Жена сидела у постели больной, склонившись, и дремала. Твердышев понял, что Арина так и не ложилась. Осторожно положив руку на ее плечо, он тихо прошептал на ухо:

– Ариша, иди спать. Посижу я с ней.